Любая свобода сопряжена с трудом, творчеством, риском, ответственностью и за себя, и за других. И потому отнюдь не каждый тяготеет быть свободным настолько же, насколько согласен быть рабом. В этом отношении человек всегда представляет собой диалектическое единство: сочетание свободного и рабского начал в силу одного того, что он социален по своей сущности, то есть создан жить среди других людей, а значит, в той или иной мере подчинять свою волю воле других. Иначе сосуществование человека в обществе невозможно.
Пророк Моисей водил евреев по пустыни сорок лет не потому, что они были фанатиками такого образа жизни, а чтобы до Палестины дошли только рождённые свободными евреи.
Свобода: от Рима к нашему времени
Основой республиканского Рима было отрицание и порицание монархии. Автор замечательного труда «SPQR: История Древнего Рима» Мэри Бирд отмечает ненависть и презрение к монархии, как отличительное качество римского общества в течение всего республиканского периода: «Во внешней политике цари были также первыми кандидатами на звание главных врагов. В течение последующих нескольких столетий особое удовольствие для народных масс представляло зрелище поверженного иноземного царя, ведомого во всём пышном царском наряде во время триумфального шествия под градом насмешек, камней и комков грязи. И уж конечно, не было конца насмешкам в адрес персонажей, у кого в фамильном прозвище (cognomen) оказывалось слово с “царским” корнем (например, Рекс, Регул)»56.
Если Афины (Древняя Греция) оставили миру понятие «демократия», то Рим – понятия «свобода» и «гражданство». Идею о том, что республика была построена на libertas, провозглашает вся римская литература. Мы уже отмечали, что управление Римом строилось на принципах: народности, выборности, коллегиальности власти и срочности полномочий. Все высшие магистраты (преторы, консулы, цензоры) выбирались на один год, их функции дублировались (выбирались два консула, два или более преторов и ещё больше цензоров и эдилов), высшие должностные лица, консулы, правили коллегиально. Выдвинуть свои кандидатуры на эти должности могли свободные римские граждане. Отдельного внимания заслуживает фигура народного трибуна, которая выбиралась из плебеев и их потомков, а также патрициев, если их усыновляли плебеи.
Разделение верховной власти между народом, Сенатом и консулами создало уникальную систему сдержек и противовесов, в которой ни одна сила долгое время (до Юлия Цезаря и Помпея) не могла получить явного преимущества. Если даже консулы назначались диктаторами на время войны, для этого их должен был выбрать народ, а деньги на войну – предоставить Сенат. В конце кампании Сенат решал, назначать ли триумф полководцу или нет, и любой мирный договор должен был быть ратифицирован народом57. Республиканский Рим утверждал главную истину: «Успех богатых – дар, принимаемый из рук бедных. Богатым прошлось усвоить урок: они зависели от народа как единого целого»58.
Вместе с тем свободу, в отличие от современного общества, жители Рима отнюдь не отождествляли с демократией. В периоды своей устойчивости Рим никогда не считал, что каждая кухарка может управлять государством.
Демократия выросла на греческой почве, и это слово скорее использовалось в значении, близком к «охлократия» – власть толпы. Рим сражался за свободу, но не за демократию. Собственно, на принципе принадлежности власти только достойным базировалась вся система римского имущественного ценза. Вместе с тем римская элита осознавала, что богатство подразумевает и политическую ответственность, и политические привилегии. Цицерон в трактате «О государстве» так описывает достижения Сервия Туллия: «Он распределил их так, чтобы исход голосования зависел не от толпы, а от людей состоятельных; он позаботился и о том, чтобы (этого всегда следует придерживаться в государственных делах) большинство не обладало наибольшей властью»59.
Вероятно, Цицерон, как и другие его современники, отчётливо понимали, насколько большинство – толпа, «охлос» – может быть внушаемо и подвержено манипуляциям.
Вопрос, кому вручить власть – большинству или «состоятельному» меньшинству, был обострён земельной реформой Тиберия Гракха в 133 г. до н. э., когда Тиберий пытался перераспределить общественные земли в пользу беднейших римских граждан и военных в ущерб крупным землевладельцам.
Именно тогда произошёл раскол в римском обществе, позже на волне популизма приведший его к военной диктатуре: кто должен управлять государством – опытные и мудрые «лучшие люди» (optimi), или «оптиматы», как их потом называли. Либо «популяры», то есть широкие массы народа. У обеих «партий» были свои недостатки: алчность и вырождение «оптиматов» уравновешивались родовым дефектом «популяров», которые были падки на лёгкие, доступные удовольствия. В одной из своих знаменитейших сатир Ювенал назвал их «выродившейся толпой потомков Рема», которая, по его мнению, желает только двух вещей: «хлеба и зрелищ» (panem et circences)60.
Несмотря на все перипетии истории, римские достижения в сфере права гражданства неоценимы.
В древнем Риме как обществе рабовладельцев и рабов понятие свободы было частью системы права, в которой, с одной стороны, признавалось равенство всех людей по своей природе, с другой – законность ситуации порабощения одним человеком других в результате пленения рабов, обращения в рабство за долги.
Фундаментальной особенностью Рима было то, что за рабом признавалась возможность в любое время стать свободным человеком и получить права римского гражданина в силу освобождения из рабства. Само такое освобождение в древнем Риме имело массовый характер. В этом аспекте Рим серьёзно отличался от, например, России начала XVII – начала XIX века с её крепостным правом. В ту эпоху в России вольноотпущенных крестьян было на порядок меньше, чем в Риме, тем более такой крестьянин не приобретал прав гражданина, даже будучи освобождённым. В климатически более бедной и рискованной России барин держался за крестьянина и часто взаимно – до последней возможности. Личный предпринимательский талант нашего дворянства редко выступал источником его доходов.
В отличие от России Рим использовал освобождение из рабства как социальный стимул с одной стороны и как возможность спустить излишнюю пассионарную энергию, накопленную в рабской среде, – с другой. Таким образом проводилась селекция людей, внутренне согласных с рабством как стилем жизни и тех, кто противится ему. Разумеется, не всех противников рабства освобождали, но они имели такой шанс на свободу, при этом совершить это без побега и оставаясь в правовых рамках римского государства. Всё это в совокупности позволяло государству не только обеспечивать стабильность и избегать мятежей (которые всё равно происходили, вспомним хотя бы восстание рабов под предводительством Спартака), но и расти за счет приёма новых людей в своё гражданство. Многие известные римские юристы были вольноотпущенниками.
После падения Рима снова к теме свободы учёный мир вплотную подошёл только к эпохе английской буржуазной революции 1640–1689 гг. и Великой французской буржуазной революции 1789–1793 гг.
