Так, российские суды почти всегда значительно урезают суммы, взыскиваемые в возмещение на оплату юридической помощи адвокатам, притом что оказанная помощь стоит своих денег. Такое «недофинансирование» не только подрывает авторитет суда в глазах граждан, но и потворствует нарушителям. Виновник продолжает злоупотреблять, так как в случае суда уверен, что проигрыш не будет дорого ему стоить.
Подобная вредная и для нашей экономики, и для общества в целом ситуация на практике сложилась в области автострахования, при незаконном переводе страховых пенсионных накоплений в негосударственные пенсионные фонды, в спорах с министерством обороны по поводу выплат военнослужащим и в других случаях массовых споров.
При взыскании компенсации причинённого морального вреда присуждённые мизерные компенсации зачастую имеют явно издевательский характер, потворствующий нарушителям. Я думаю, так происходит потому, что главным, самым массовым нарушителем в России является государство и его должностные лица. В этом аспекте суд у нас совершенно не является независимым и исходит не из закона, а из общегосударственной целесообразности. На практике достигается диаметрально противоположный результат.
Взыскание серьёзных компенсаций морального вреда в пользу граждан неизбежно бы привело к ответственности виновных чиновников, а значит, к коррекции их модели поведения. Фактическая безнаказанность последних умножает число нарушений, а значит, нагрузку на правоохранительную систему и суды, провоцирует совершение ими более тяжких проступков и преступлений.
И главное виновное лицо во всей этой ситуации – это, на самом деле, наш народ, который позволяет власти поступать подобным образом и дистанцируется от активного участия в процессе государственного строительства. А это неправильно. Участие в управлении и защите государства для нас, как и для римского гражданина, – это священная обязанность, а не только право. Когда вы не управляете своей страной, своей областью, районом, городом, селом, ими будут управлять другие, и не факт, что эти люди окажутся достойнее вас.
Декоративность адвокатуры в нашей стране находит своё самое яркое выражение в уголовном процессе. Конечно, заявляя о декоративности, я сильно сгущаю краски и обостряю ситуацию. Однако ответьте мне, какого удельного веса оправдательных приговоров в решениях профессиональных судей мы смогли добиться за последние 15 лет, прошедшие с даты принятия нашего нового закона об адвокатуре? Почти никакого. Российские суды выносят оправдательные приговоры лишь эпизодически, и те в основном связаны с судом присяжных.
Мне возразят, что задача адвоката не достичь оправдания, а добиться справедливости к подзащитному, в том числе роль защитника будет выполнена, если все аргументы защиты будут приняты судом во внимание при постановлении приговора. Но разве это так в действительности?
Опасаясь отмены приговоров, суды часто невиновным выносят обвинительные приговоры, но с условной мерой наказания. И осуждённый рад, так как остался на свободе. Или вместо оправдания, прослушав дело от нескольких месяцев до года, суд возвращает его прокурору для устранения неких препятствий в рассмотрении дела судом. А разве эти «препятствия» были не известны суду при проведении предварительного слушания? Если же оно не назначалось (что возможно по инициативе и самого суда), то это говорит о низком качестве подготовки дела к слушанию.
А почему это так происходит? А потому, что серийно и по всей России суды и судьи переписывают в своих приговорах обвинительные заключения следователей и прокуроров. А по-другому и не может быть, если судья пришёл на свою работу с должности следователя, которому в течение всей его профессиональной деятельности адвокаты лишь «надоедали» своими жалобами и ходатайствами; если судья воспитан в системе тандема прокуратуры и суда, в которой прокуратура, хотя и включена в 7 главу Конституции РФ наряду с судебной властью, на практике является властью исполнительной, такой же, как полиция или МЧС.
Независимость судам может дать только преимущественное формирование судейского корпуса из юристов свободных профессий: учёных, адвокатов, юристов-практиков свободного рынка. Безусловно, свою лепту в судейский корпус должны вносить и государственные институты, но их доля не должна быть решающей.
Мы никогда не добьёмся независимого суда, только назначая, но не избирая судьями заведомо зависимых людей.
Недопустимая ситуация сложилась в отечественном уголовном процессе в двух сферах: при избрании меры пресечения обвиняемым и при оценке доказательств защиты (и исключении недопустимых доказательств обвинения).
В первом случае склонность суда принимать на веру бездоказательные и голословные заявления следствия о том, что обвиняемый непременно скроется от правосудия и непременно будет запугивать свидетелей и уничтожать доказательства, является чрезмерной. Арест должен назначаться только тогда, когда не исчерпаны другие меры пресечения, как то: назначение залога или подписка о невыезде и надлежащем поведении.
При оценке доказательств защиты, а также при рассмотрении ходатайств об исключении недопустимых доказательств обвинения я неоднократно был свидетелем нарушения принципа in dubio pro reo – в случае сомнения в пользу обвиняемого.
В российском уголовном процессе судьи хорошо научились переписывать формулировку о «критической оценке» доказательств защиты, забывая также критически оценить доказательства обвинения. И главное – суды вышестоящих инстанций, как правило, становятся на их сторону.
Происходит это, вероятно, из-за подспудного страха отпустить преступника на свободу. Судьи не могут не видеть низкое качество предварительного расследования по многим делам, поступающим к ним из прокуратуры, и, понижая планку требований к оформлению и доказательной силе материалов, зачастую скатываются к правовому произволу.
Сплошь и рядом суды уклоняются от исключения недопустимых и неотносимых доказательств обвинения в ходе предварительного слушания, указывая на своё намерение рассмотреть такие ходатайства уже в ходе судебного следствия, что является неправомерным. Кроме того, они уклоняются от этой обязанности и в ходе такого следствия, и при постановлении приговора.
Изменить ситуацию, не меняя в корне принципов, на которых строится как адвокатура, так и судебная власть, невозможно. При этом неизбежно придётся усилить авторитет адвокатуры, чтобы голос её был достаточно слышен в обществе на фоне наших силовых институтов. Это тем более важно, что ни одно из последних усилений полномочий силового блока российского правительства не привело к обещанным результатам в области снижения коррупции и преступности в целом. Наоборот, усиление власти и силы произвола множит и множит коррумпированных полковников и иных силовиков. А их аресты не меняют ситуации в целом.
И это верно, так как коррупция – явление социальное, которое зависит не от привлечения к ответственности конкретного злодея, а от условий, в которых работает правоохранительная система, от тех правил, по которым она работает и формируется, от тех принципов, на которых готовится её человеческий материал.
