Одно из самых ярких произведений Ахмеда и его аккомпанирующего состава – это трек «Ere Mela Mela»: именно его услышал в 1984 году в гостях у приятеля французский продюсер Франсис Фальсето – и через месяц уже был в Эфиопии, мечтая раздобыть побольше подобной музыки. Одного прослушивания хватает, чтобы понять восторг Фальсето: горькие, траурные завывания духовых – и исступленные мантры вокалиста, в намеренном ритмическом разладе с инструментальным аккомпанементом. На выходе – непостижимый шедевр иной, неклассической, неевропейской культуры (хоть и впитавшей влияние американского джаза), завораживающий прежде всего как раз этой своей инаковостью: примерно как древнеегипетские фрески, улыбающиеся индийские будды или носатые идолы с Кикладского архипелага. В 1986-м долгоиграющую пластинку, которую так и назвали «Ere Mela Mela», по протекции Фальсето издали на бельгийском лейбле Crammed Discs – запись стала сенсацией; с нее фактически началось триумфальное шествие эфиопской музыки по миру. Сейчас в серии «Ethiopiques», посвященной переизданием старых эфиопских записей на CD, уже три десятка релизов, и она продолжает пополняться.
Среди ее главных героев – и Махмуд Ахмед, и Тилахун Гессессе, и третий знаменитый эфиопский певец золотого века, Алемайеху Эшете, которого называли «абиссинским Элвисом» и «эфиопским Джеймсом Брауном». А еще ему принадлежит необычное достижение: он стал автором первой поп-песни, изданной в Эфиопии на виниле. Дело было так: до конца 1968 года весь рекорд-бизнес был под контролем императора – де-факто это означало, что его, строго говоря, не существовало. Но молодой человек по имени Амха Эшете решил изменить эту ситуацию и основал звукозаписывающий лейбл имени самого себя – Amha Records. Конечно, ему пришлось слегка попикироваться на эту тему с властями, но к концу 1960-х императорский авторитет несколько пошатнулся, Хайле Селассие было уже крепко за семьдесят, и он не держал всю страну в ежовых рукавицах, как в прежние времена. Так что в конечном итоге Эшете дали добро, и за шесть лет он успел издать более сотни синглов и дюжину лонгплеев. Вскоре появилась и конкурирующая фирма, Kaifa Records, а еще свое представительство в Эфиопии открыл известный звукозаписывающий концерн Philips. И следующие шесть лет – с 1969 по 1975 годы – как раз и считаются, причем абсолютно заслуженно, веком расцвета местной современной музыки. Потому что дальше началась совсем другая история.
Композиция Мулату Астатке «Yekatit» («Февраль») посвящена вполне конкретному событию, а именно: вооруженному перевороту, который устроили военные в феврале 1974 года. Хайле Селассие I был свергнут, и Мулату, как и подобает творческому человеку, поначалу воспринял революцию необычайно позитивно – это можно сравнить с тем, например, как после 1917 года русский авангард чуть ли не в полном составе бросился на поддержку большевиков. Увы, как и у нас, в Эфиопии все в итоге сложилось довольно скверно: смещенный со своего поста старик-император при невыясненных обстоятельствах скончался – говорилось, конечно, и об убийстве, – а власть сконцентрировал в своих руках самый успешный участник военного восстания, полковник Менгисту Хайле Мариам. Официальной идеологией он провозгласил марксизм-ленинизм, стал довольно быстро расправляться с инакомыслящими, свел к минимуму всяческие западные влияния и в довершении всего запретил выпуск виниловых пластинок; меломанам остались лишь кустарно записываемые и подпольно тиражируемые аудиокассеты. Эфиопская музыка пришла в упадок – и в контексте этого развития событий особенно пронзительно начинают звучать многочисленные «тезеты», существовавшие в репертуаре любого уважающего себя здешнего исполнителя. Этот специфический эфиопский жанр, восходящий к местному фольклору и, разумеется, ведущий свое происхождение из глубины веков, представлял собой трагические, щемящие песни с ностальгическими воспоминаниями о былом – после 1975 года большинству представителей эфио-джаза в самом деле оставалось только им и предаваться.
Их судьба между тем сложилась по-разному. Многие эмигрировали – например, Амха Эшете. Мулату Астатке превратился в учителя музыки: поскольку он был инструменталистом (а значит, занимался музыкой, лишенной внятного политического посыла), его прессовали поменьше остальных, но активно записываться и выступать все равно не давали. Махмуд Ахмед пел в Аддис-Абебе на закрытых концертах – в основном для иностранных дипломатов и почетных гостей; в 1980 году ему вместе с ансамблем Walias Band удалось получить выездную визу для гастролей в США – впрочем, поскольку половина участников ансамбля предпочла остаться в Америке на ПМЖ, вернувшихся музыкантов в следующий раз отпустили за границу весьма не скоро. Пожалуй, немного лучше остальных себя чувствовал Тилахун Гессассе – на правах самого популярного эфиопского певца он все же периодически концертировал по стране, более того, полковник Менгисту даже распоряжался организовывать его выступления, когда в стране был особенно тяжелый голод: во-первых, чтобы отвлечь народ, а во-вторых, собрать деньги для закупки продовольствия. Но никаких официальных записей, конечно, все равно не было – нам остается только слушать его более ранние работы, такие как песня «Kulun Mankwalesh» 1970 года выпуска.
Между прочим, именно в этом треке – редкий случай! – нет духовых: лишь перкуссия и фортепиано, ну и, конечно, традиционно выразительный вокал. Как это ни печально, но классического эфиопского звука – с многоголосой духовой секцией и всем этим поразительным черным свингом – мы не дождемся и в 1990-е, после падения военного правительства. Вроде бы уж теперь-то можно было вернуться к саунду золотой поры местной музыки – но случилась другая напасть: в Аддис-Абебу стали обильно импортировать синтезаторы. В итоге записи даже того же самого Ахмеда последних лет очень трудно слушать – это такая дешевая синтезаторная музыка, абсолютно лишенная грува и души. В ней не пенится тот мультикультурный коктейль, которому мы и обязаны своеобразием эфиопского джаза и свинга – уникальная смесь традиций: брасс-бэнды, американский поп, джаз и традиционная эфиопская музыка.
И вот какая горькая ирония: Эфиопию же никогда никто не завоевывал, даже в колониальные годы (итальянцы было попытались, но потерпели сокрушительное поражение). Это было единственное в Африке суверенное государство, первый африканский член Лиги Наций – в общем, понятно, почему локальная культурная традиция тут так цвела. Но увы – эфиопы нашли оружие против всех колониальных войск, но, получается, не смогли справиться с синтезаторами. Так что текущая тамошняя поп-музыка почти ничего общего с эфио-джазом 1970-х не имеет. А вот классики жанра и в 2000-e, и в 2010-е продолжали порой записывать интересные пластинки, причем как самостоятельно, так и в любопытных коллаборациях. Например, видный представитель движения Ethiopiques, саксофонист Гетатчев Мекурья, игравший в придворном театре Хайле Селассие I, а также аккомпанировавший Алемайеху Эшете и другим персонажам этой главы, незадолго до смерти сдружился с голландской авант-панк-группой The Ex и уже в XXI веке записал с ними чудесный альбом «Moa Anbessa».
Глава 16
Нация, объединенная грувом
Parliament / Funkadelic
Трек-лист:
1). Funkadelic – One Nation Under a Groove
