Ну и тексты тоже – к вопросу о «грязных делишках» и «дешево и сердито» – стереотипные мачистские зарисовки про бухло и баб; в обычной ситуации я, наверное, написал бы «про девушек и алкоголь», но здесь, поверьте, актуален именно такой, несколько сниженный язык. В «The Jack» Бон Скотт без малейшего стеснения пел про венерические болезни, а главной героиней песни «Whole Lotta Rosie» была толстая проститутка (которая «не слишком хороша собой и не то чтобы миниатюрна, но когда дело доходит до любви, заткнет за пояс кого угодно») – на концертах во время исполнения этого трека на сцену выплывала гротескная надувная кукла. Но самым тематически небонтонным произведением AC/DC этого периода был трек «Crabsody in Blue», даже выброшенный из американского издания альбома «Let There Be Rock» (потому что, ну, всему есть предел) – эта милая песенка, с каламбуром на гершвиновскую «Рапсодию в стиле блюз» в заголовке, представляет собой, наверное, единственный в своем роде классик-роковый трек, посвященный лобковым вшам.
В связи со всем вышесказанным я, признаться, был убежден в том, что современная культурология обязательно должна критиковать AC/DC с позиций феминизма, а в статьях о них обязаны регулярно звучать словосочетания типа «токсичная маскулинность». Однако, решив проверить это допущение, я с изумлением наткнулся на вышедшую не так давно в Великобритании книгу под названием «Under My Thumb» – в честь также весьма и весьма мизогинного трека The Rolling Stones – и с подзаголовком: «Песни, которые ненавидят женщин, и женщины, которые их обожают». Стало быть, эффективность творчества AC/DC – и некоторых других артистов – столь велика, что даже феминистки XXI века не могут устоять перед их записями. И самое интересное – это понять, за счет чего они так работают.
Кажется, тому есть сразу несколько объяснений. Во-первых, вспоминается случай, когда у Бона Скотта спросили: а вы-то сами – AC или DC? Вопрос был с подковыркой: в Англии аббревиатура, вообще-то означающая всего лишь навсего переменный ток и постоянный ток, на местном жаргоне символизировала в том числе бисексуальность (на похожей ассоциации строится старый советский арготизм «двустволка»). Скотт тогда угрюмо зыркнул на журналиста и сказал, что он не AC и не DC, а слэш, косая черта между ними. Но на самом деле группа AC/DC – это самый что ни на есть постоянный ток. Поработавший с ними однажды суперпродюсер Рик Рубин сказал, что, по его ощущению, музыка для них началась с Чака Берри и закончилась Элвисом Пресли – возможно, тут есть небольшое преувеличение, но поверьте, именно что небольшое. И в сегодняшнем мире, когда все меняется за секунду – политическая ситуация, жизненные обстоятельства, этические нормы, – постоянство наших героев оказывается спасительным: ты знаешь, что, что бы ни происходило, эти люди где-то рядом, долбят свои три-четыре аккорда и поют про секс и выпивку.
И второе: AC/DC – не воины тьмы. В свое время католическая церковь протестовала против трека «Hell Ain’t a Bad Place to Be» («Ад – не такое уж и дурное местечко»), но это было совершеннейшей глупостью, потому что какие, в конце концов, из братьев Янгов сатанисты? Все это для них было не более чем частью образа – и, кстати, к своему образу они умели относиться с юмором и иронией. Как не вспомнить потешные школярские короткие штанишки, в которых Ангус Янг обычно появляется на сцене? А когда ему однажды сказали, что, мол, AC/DC записали 11 одинаковых альбомов, он вместо того, чтобы обидеться, парировал – минуточку, вы обсчитались, не 11, а 12! В общем, можно, конечно, провозгласить AC/DC вселенским злом – с позиций феминизма, клерикализма или еще какого-нибудь – изма, – но это вряд ли будет выглядеть убедительно.
Последним альбомом, который суждено было записать Бону Скотту, стала легендарная пластинка «Highway to Hell» с ее титульной композицией, превратившейся в самый настоящий рок-эвергрин. После того, как музыканта не стало, мгновенно заговорили о том, что само название «Highway to Hell» («Дорога в ад») оказалось пророческим, что он, наверное, что-то знал – короче говоря, началась привычная конспирология, сопровождающая популярных музыкантов со времен знаменитого сюжета «Пол Маккартни умер». На самом же деле Скотт принимал активное участие в сочинении песен для следующего диска ансамбля, и поклонники до сих пор спорят, были его тексты затем использованы группой или нет. Если верить книге Джесси Финка «Бон: последнее шоссе», как минимум композиция «You Shook Me All Night Long», вошедшая в очередной альбом AC/DC «Back in Black», в значительной степени – именно его рук дело.
Впрочем, пел в ней – а равно и в других треках с пластинки – уже другой вокалист, Брайан Джонсон, которого AC/DC переманили из весьма недурственной британской хард-рок-группы Geordie. И так уж вышло, что именно с его участием музыканты наконец-то породили всамделишный блокбастер: по некоторым подсчетам, «Back in Black» занимает третье место среди всей музыки мира по количеству проданных экземпляров, уступая только «Thriller» Майкла Джексона и сборнику хитов группы Eagles и опережая, например, «Dark Side of the Moon» Pink Floyd.
Правда, откровенно говоря, вряд ли это связано с личностью свежего фронтмена. Джонсон ничуть не испортил борозды и даже привнес в звучание AC/DC некоторый профессиональный лоск взамен сермяжной скоттовской правды жизни (нечто подобное, кстати, параллельно произошло и в другой классической хард-роковой группе, Black Sabbath, после того как Ронни Джеймс Дио сменил у микрофона Оззи Осборна) – однако, как и было сказано, музыка AC/DC слабо зависела от конкретных исполнителей. Просто, как говорили на школьных уроках английского, practice makes perfect, «повторение мать учения», – и к 1980 году, на седьмой год официального существования ансамбля, механизм заработал как часы: братья Янги отточили свое телепатическое взаимопонимание и навык буквально из ничего делать эффективные, неотразимые рок-боевики. А кроме того, с группой в «Back in Black» работал продюсер Матт Лэнг, который не стал портить то, что и так здорово получается, не стал приставать к Янгам с дурацкими просьбами «сочинить хоть одну балладу», как это делали боссы их американского лейбла несколькими годами ранее, а вместо этого просто чуть-чуть, самую малость отполировал звук, вставил минимальное количество спецэффектов вроде открывающего пластинку колокольного звона – и вуаля, все сработало.
Дальнейшая история AC/DC – это, в сущности, четкое и уверенное движение на полном автопилоте, без руля и ветрил, что заставляет вновь поразмышлять над тем, как к началу 1980-х изменилась рок-музыка. До тех пор, как австралийский квартет превратился в более-менее главную рок-группу в мире, предполагалось, что музыка «рок» должна меняться, эволюционировать, удивлять и поражать сама себя и своих слушателей. Рок был заворожен идеей прогресса, и если вы возьмете дискографии тех же Deep Purple или Led Zeppelin, то увидите, как они видоизменялись, открывали новые горизонты, бросали себе вызовы и так далее.
Начиная с AC/DC рок пришел в состояние покоя – я бы даже скаламбурил по-английски, что rock stopped rocking. Энергия и драйв из него при этом никуда не делись, и концерты австралийского ансамбля – это в самом деле идеальные мероприятия для того, чтобы с упоением трясти головой и делать пальцами «козу». Но внутри себя эта музыка никуда не двигалась.
