Иное дело старинный американский R&B, времен Фила Спектора, Айка Тернера и расцвета лейбла Motown – эта музыка, напротив, всегда была у Эми Уайнхаус в фаворе. Более того, свой внешний вид она отчетливо моделировала по образу и подобию Ронни Спектор из ансамбля The Ronettes – вплоть до того, что сама Ронни, которой уже было за шестьдесят, как-то раз увидела фотографию Уайнхаус в газете и без очков решила, что это ее собственное отретушированное старое фото. А из рэперов Эми выделяла одного-единственного – Наса, автора великого альбома «Illmatic», с которым у нее по невероятному совпадению были дни рождения в один день: 14 сентября. Их совместный трек «Like Smoke» будет опубликован на посмертном альбоме Эми Уайнхаус «Lioness: Hidden Treasures» в 2011 году.
В этой главе это еще не проговаривалось эксплицитно, но да, конечно, не секрет, что Эми Уайнхаус – это, видимо, последний на сегодняшний день большой артист, пополнивший печально известный «клуб 27», в который также входят, например, Джим Моррисон, Дженис Джоплин, Джими Хендрикс и Курт Кобейн. Она ушла из жизни совсем молодой, не выдержав своих многочисленных разрушительных аддикций – тех самых, о которых говорится, например, в композиции, которая так и называется «Addicted», с альбома «Back to Black», да и в «Rehab» тоже, и в «You Know I’m No Good», и в разных других отрывках из ее творчества. По правде сказать, тему стремительного заката Эми Уайнхаус, всех этих многочисленных появлений на сцене в пьяном виде, передозировок, депрессивных состояний и прочего, мне не хотелось бы мусолить в подробностях – это то, о чем в контексте ее личности и ее творчества всегда говорила желтая пресса, да и сейчас спроси случайного человека, кто такая Эми Уайнхаус, даю голову на отсечение, что в ответ мы услышим: а, это та певица, которая спилась и сторчалась до смерти.
Однако то, как подробно, честно, иногда со спасительной горькой иронией, а иногда и с совсем неприкрытой, ничем не уравновешенной печалью, она сама говорила об этом в собственных песнях – вот это было необычно. И это было, конечно, частью их выразительной силы – вдобавок к голосу Эми, который можно просто вынести за скобки, настолько это общее место: ну конечно, у нее был потрясающий вокал – глубокий, чистый, грудной, необыкновенно сильный, заставляющий недоуменно почесать в затылке: откуда он вообще берется в ее маленьком теле? И поэтому, когда мы говорим, что успех «Back to Black» – это в том числе заслуга Марка Ронсона, то, безусловно, это так и есть, но ключевые слова здесь: «в том числе». Главный вклад все же принадлежит самой Уайнхаус.
Парадоксальным образом первый, доронсоновский альбом певицы, «Frank», вопреки логике сторонников альтернативной точки зрения, как раз ярко доказывает это утверждение. Конечно, эта пластинка шумела меньше, чем «Back to Black», но тоже шумела – потому что Ронсона-то на ней не было, а вот Эми уже была, во всей своей сногсшибательной голосистости и прекрасной непосредственности. Собственно, что такое «Frank»? Это, во-первых, Фрэнк Синатра – один из любимых певцов Уайнхаус, которого она даже назвала по имени в другой своей песне, «Halftime»: «and when Frank Sinatra sings, it’s too much to take… he pacifies my ache» («когда поет Фрэнк Синатра, это почти невыносимо прекрасно – он приглушает мою боль»). А во-вторых, «frank» в прямом переводе с английского означает «искренний» – и творчество Эми с самого начала было именно таким. Причем вне зависимости от стиля – более салонно-джазового на первой пластинке и более отвязно-поп-соулового на второй. Все равно Уайнхаус сама была как минимум соавтором, а иногда и полновесным автором почти всех песен, исключая лишь несколько каверов на всякую музыкальную старину, в которые она все равно умудрялась упаковать личные чувства, ощущения, размышления и воспоминания.
И то, что она называла «полным дерьмом» записи Girls Aloud или Мэрайи Кэри, было просто-напросто оборотной стороной той же самой непричесанности, необузданности и непосредственности. У Боба Дилана как-то спросили, как он относился к Эми Уайнхаус. «О, мне она очень нравилась, – ответил великий песнописец, – одна из последних ярких индивидуальностей в популярной музыке». И с этим трудно поспорить: Уайнхаус совершенно отказывалась помещаться в какие-то жесткие рамки, как стилистические, так и, например, этические или поведенческие. Сама же она про свои песни однажды сказала так: «Музыка – это та часть моей жизни, в которой я могу быть стопроцентно честной, вплоть до того, что некоторые песни мне иногда даже не хочется петь, такие они настоящие. Вот, например, “You Send Me Flying” – как раз такая вещь, я была тогда влюблена, и сейчас мне больно петь некоторые строчки и вспоминать об этом».
Чтобы закольцевать этот рассказ, я, пожалуй, вспомню напоследок одну байку из времен записи альбома Эми Уайнхаус «Back to Black». Знаете, как певица предпочитала слушать треки в процессе работы над ними? Ни в коем случае не в самой студии на профессиональных колонках. Нет, она просила Марка Ронсона записать промежуточные миксы на болванку, после чего садилась в такси – за рулем чаще всего был ее отец Митч, который по удачному стечению обстоятельств работал таксистом, – и включала музыку там. Почему? Потому что она понимала – именно так, именно в такой обстановке наверняка будут слушать ее песни поклонники. И хотела удостовериться, что эта музыка выдерживает, я бы сказал, испытание фоном – может хорошо восприниматься как сопровождение для поездки на автомобиле, в окружении навязчивых звуков города.
С одной стороны, это вроде бы противоречит тому, с чего начиналась эта глава – мол, обидно, когда музыка становится всего лишь фоном, звуковыми обоями. Но на самом деле никакого противоречия нет: для Эми Уайнхаус было важно понять – ее песни побеждают фон. И даже в дискомфортной для музыки ситуации – такси, движение, куча отвлекающих факторов, – а не только в ситуации удобного кресла и мягкого, дружелюбного шуршания виниловой пластинки, они будут работать, будут втягивать слушателя в свое пространство, будут завоевывать его и влюблять в себя.
Так оно и вышло – и поэтому, в частности, Эми Уайнхаус и есть тот самый «большой артист», за которым охотятся музыкальные критики, и та самая яркая индивидуальность, о которой говорил Боб Дилан.
Глава 39
Молчаливый крик
The Knife / Fever Ray
Трек-лист:
1). The Knife – Heartbeats
2). The Knife – Neon
3). The Knife – Pass This On
4). The Knife – Marble House
5). The Knife – You Take My Breath Away
6). The Knife – Silent Shout
7). Fever Ray – Seven
8). The Knife – A Tooth for an Eye
9). The Knife – Kino
10). Fever Ray – Wanna Sip
Известно, что существенное количество лучшей поп-музыки на свете приходило к нам из Скандинавии и конкретно из Швеции – группа ABBA, понятное дело, здесь первой приходит на ум, но и помимо нее, прямо скажем, есть о ком вспомнить. Эта географически-культурная особенность, пожалуй, еще нуждается в том, чтобы ее кто-то доходчиво объяснил: почему небольшая, достаточно холодная и вроде бы периферийная по европейским меркам страна стала колыбелью блистательных поп-групп и поп-продюсеров? Но, кстати, не только их – в Швеции, как многие знают, все всегда было очень хорошо и с тяжелой музыкой, например, с хэви-металом разной степени экстремальности. И с чем это связано, я, признаться, могу лишь предполагать: чтобы ответить на этот вопрос компетентно, явно требуется более глубокое погружение в шведскую специфику, а также знание языка и мало-мальский опыт проживания там. Упомяну лишь об одном: в Швеции – фантастическая система господдержки в том числе и некоммерческой музыки, а также юных исполнителей. Государство выделяет музыкантам гранты на то, чтобы записывать песни, не боясь вылететь в трубу; понятно, что одно это не может исчерпывающе объяснить креативный всплеск местной популярной музыки в последние полвека, но думаю, что игнорировать это обстоятельство тоже было бы неправильно. И, кстати, при всей их оторванности от шоу-бизнеса, при всем их нежелании играть по установленным кем-то извне правилам, персонажи этой главы, дуэт The Knife, стали реальными бенефициарами этой системы: на то, чтобы создать дебютную пластинку, группа и основанный ею лейбл Rabid Records получили от шведского правительства 6 тысяч долларов.
