— Брось пистолет, — сказал я ровным голосом, — а не то я прострелю тебе руку.
Анджело бросил пистолет.
Лицо его полыхало яростью и ненавистью, и я подумал, что сейчас он, пожалуй, способен броситься на меня, не задумываясь о последствиях. Но я спокойно смотрел ему в лицо, не проявляя ни гнева, ни торжества — ничего, что способно было бы разъярить его.
— Кассеты у тебя, — сказал я. — Садитесь в машину, все трое, и убирайтесь из моей жизни. Я вами сыт по горло.
Я шагнул назад, в прихожую, и кивнул им на входную дверь.
— Выходите, — сказал я. — По одному. Анджело первым.
Он направился ко мне. Темные глаза зияли, как дыры, на оливковом лице. В комнате было слишком темно, и свет не мог наделить их злобной живостью. Я отошел еще на несколько шагов назад и проводил его до двери черным стволом винтовки, как тогда, у меня дома.
— Я до тебя доберусь! — пообещал он. Я не ответил.
Он рывком отворил дверь, вложив в это движение всю свою ярость, и вышел на улицу.
— Теперь вы, — сказал я Гарри Гилберту. Он был почти так же зол, как его сын, но я приметил в его глазах легкую признательность за то, что я сумел остановить Анджело, когда он, отец, оказался бессилен, — хотя, возможно, мне это только показалось.
Он вышел вслед за Анджело на дорожку, и я увидел, как они открывают дверцы машины Анджело.
— Теперь ты, — сказал я Эдди. — Возьми пистолет. За глушитель.
Умеешь его разряжать?
Второй экземпляр кивнул с несчастным видом.
— Ну так разряди, — сказал я. — Только осторожненько.
Эдди взглянул на винтовку, на Анджело, который садился в машину, достал из обоймы патроны и вытряхнул их на ковер.
— Хорошо, — сказал я. — Пистолет можешь взять с собой.
Я указал дулом и дернул головой в сторону двери. Эдди из всех троих удалился наиболее охотно и наиболее поспешно.
Я смотрел из прихожей, как Анджело завел мотор и задом вылетел на мостовую. Оказавшись на улице, он нарочно долбанул мою машину, повредив заодно себе заднее крыло, и рванул по улице, словно утверждая свое посрамленное мужское достоинство.
С чувством ужасного напряжения я закрыл входную дверь и вернулся в гостиную. Подошел к Саре, оглядел резиновые ремни, которыми были связаны ее запястья, и расстегнул их.
Потом расстегнул ремни на ногах. Потом отвязал Донну.
Донна расплакалась. Сара неуклюже поднялась со стула и рухнула на более мягкий диван.
— Ты понимаешь, сколько времени мы тут просидели? — с горечью осведомилась она. — Насчет туалета можешь не спрашивать: да, они время от времени отвязывали нас, чтобы мы могли сходить в туалет.
— А поесть?
— Я тебя ненавижу! — сказала она.
— Я же серьезно спрашиваю.
— Да, и поесть тоже. Два раза.
Он меня готовить заставлял.
— Это было ужасно! — воскликнула Донна, не переставая всхлипывать.
— Ужасно! Ты себе просто представить не можешь!
— Они не... — встревоженно начал я.
— Нет, — отрезала Сара. — Только издевались.
— Мерзавцы! — воскликнула Донна. — Они называли нас коровами! Она проковыляла по ковру и плюхнулась в кресло. — У меня все тело болит!
По ее щекам струились слезы. Я вспомнил, как Анджело обозвал ее «мокрой курицей», но поспешно задавил это воспоминание.
— Послушайте, — сказал я, — я понимаю, что вам сейчас не до этого, но мне хотелось бы, чтобы вы собрали самые необходимые вещи и мы немедленно уехали отсюда.
Донна беспомощно затрясла головой.
— Зачем? — вызывающе воскликнула Сара.
— Анджело уезжал очень неохотно. Вы же сами видели. А вдруг он захочет вернуться? Когда решит, что мы утратили бдительность. А он может.
Эта мысль встревожила их не меньше, чем меня, а Сару еще и рассердила.
— Зачем ты отдал им пистолет? — гневно спросила она. — Идиотский поступок! Ты так глуп!
— Вы едете?
— Но ты же не можешь ожидать, чтобы мы... — заскулила Донна.
— Мне надо позвонить, — сказал я Саре. — Отсюда я позвонить не могу. Телефон не работает. Я уеду на машине. Вы со мной или нет?
Сара быстро сообразила, что к чему, сказала, что они со мной, и, невзирая на протесты Донны, потащила ее наверх. Через несколько минут они появились снова, обе с саквояжами. Я приметил, что Сара успела накрасить губы. Я улыбнулся ей, на миг испытав почти забытую радость, какую некогда доставляло мне ее появление. Она удивилась и смутилась.
— Ну, пошли! — сказал я и взял у них саквояжи, чтобы положить в багажник. — Нам лучше убраться отсюда.
Я взял винтовку, снова замотанную в полотенце, чтобы соседи не увидели, и убрал ее в чемодан. Посмотрел, захватила ли Донна ключи от дома, захлопнул входную дверь; и мы поехали.
— Куда мы едем? — спросила Сара.
— А куда тебе хочется?
— А деньги?
— Кредитные карточки, — сказал я. Мы некоторое время ехали в молчании, прерываемом лишь всхлипами и сморканием Донны. На улицах и в домах уже повсюду зажглись огни, долгий тихий вечер сменился ночью.
Я остановился у телефонной будки, и позвонил по бесплатному номеру в полицию Суффолка.
— Старший офицер Айрстон на месте?
Вопрос был безнадежный, но задать его все же было необходимо.
— Ваше имя, сэр?
— Джонатан Дерри.
— Минуточку!
Я некоторое время слушал обычное бормотание и щелчки, потом голос, принадлежавший не Айрстону, сказал:
— Мистер Дерри, старший офицер Айрстон приказал, чтобы, если вы позвоните снова, ваше сообщение записали дословно и немедленно передали ему.
Он просил меня передать, что из-за... м...э-э... помех в связи ему стало известно о ваших звонках только сегодня вечером. С вами говорит детектив Робсон. Я был у вас вместе с Айрстоном, если вы помните.
— Помню, — сказал я. Мужчина лет под сорок, светловолосый, краснолицый.
— Не сообщите ли вы, почему звоните, сэр?
— Вы это запишете?
— Да, сэр. Письменно и на магнитофон.
— Хорошо. Так вот. Человека, который приходил ко мне в дом с пистолетом, зовут Анджело Гилберт. Он сын Гарри Гилберта, который владеет залами для игры в лото по всему Эссексу и в северо-восточной части Лондона. Человек, который приходил ко мне вместе с Анджело, — это его кузен Эдди. Фамилии не знаю. Он во всем подчиняется Анджело.
Я сделал паузу. Инспектор Робсон спросил:
— Это все, сэр?
