Это был конец. Конечно, в прошлом бывали очень высокие жокеи, но я постепенно обнаружил, что, даже если заморю себя голодом, все равно буду весить никак не меньше семидесяти килограммов. Тренеры начали говорить, что я слишком высокий, слишком тяжелый — «бедняга!» — и сажали на лошадей кого-нибудь другого. Поэтому в двадцать лет мне пришлось устроиться помощником тренера, в двадцать три я нанялся к агенту по продаже чистокровных лошадей, а в двадцать шесть пошел на конный завод, что совсем оторвало меня от скачек. В двадцать семь я поступил в нечто вроде больницы для скаковых лошадей, но больница накрылась, потому что большинство владельцев старались не платить за услуги, потом некоторое время продавал лошадиные корма, потом несколько месяцев проработал у аукционера — он хорошо платил, но был ужасный зануда. А в промежутках между работами я мотался по свету и тратил заработанное, пока деньги не кончались; а тогда возвращался домой и подыскивал себе новое место.
И вот как раз в один из таких мертвых сезонов брат прислал мне телеграмму: «Лови ближайший самолет. Светит хорошая работа, связанная с английскими скачками, если ты немедленно приедешь сюда на собеседование. Джонатан».
Через шестнадцать часов я был уже у него в Калифорнии, а назавтра, с утра пораньше, он отправил меня к одному человеку, «с которым я познакомился в гостях». Знакомый оказался мужчиной среднего роста, средних лет, начинающий седеть. Я его узнал с первого взгляда. Любой, кто имеет отношение к скачкам, узнал бы его с первого взгляда. Скачки для него были крупным бизнесом. Он торговал чистокровными лошадьми и выручал за своих производителей в сто раз больше, чем они могли бы получить в качестве призов на скачках.
— Люк Хоустон, — сказал он безличным тоном, протягивая мне руку.
— Да, сэр, — ответил я, постепенно приходя в себя. — Э-э... Вильям Дерри.
Он предложил мне позавтракать с ним. Завтракал он на балконе, с которого открывался вид на Тихий океан. На завтрак у него был грейпфрутовый сок и вареные яйца. Он радушно улыбался мне, но взгляд у него при этом был пронзительным, как рентгеновские лучи.
— Уоррингтона Марша, моего менеджера в Англии, два дня тому назад хватил удар, — сказал он. — Бедняга. Ему уже лучше — мне каждый день присылают бюллетени, — но я боюсь, что к работе он сможет вернуться не скоро, возможно, даже очень не скоро. Кушайте, кушайте! — сказал он, указывая на мои нетронутые тосты.
— Да, сэр.
— Назовите мне хотя бы одну причину, по которой мне следует назначить вас на его место. По крайней мере, временно.
«О господи!» — подумал я. У меня ведь нет ни опыта, ни связей почтенного маэстро...
— Я буду усердно работать, — сказал я.
— Вы представляете себе, в чем состоит эта работа?
— Я встречал Уоррингтона Марша повсюду: на скачках, на аукционах. Я знаю, чем он занимался, но не представляю пределов его возможностей и ответственности.
Люк Хоустон колупал второе яйцо.
— Ваш брат говорит, что вы очень много и разнообразно работали с лошадьми. Расскажите.
Я рассказал ему о своих работах. Все это звучало не более впечатляюще, чем было на самом деле.
— Какой колледж заканчивали? — любезно осведомился он.
— Никакого. Я ушел из школы в семнадцать лет и никуда не поступал.
— Какие-нибудь постоянные доходы имеете?
— Крестный оставил мне некоторую сумму на образование. На еду и одежду, в общем, хватает, но жить на это нельзя.
Он отхлебнул кофе и гостеприимно налил мне вторую чашку.
— Вы знаете, какие тренеры работают на меня на Британских островах?
— Знаю, сэр. Шелл, Томпсон, Миллер и Сендлейч в Англии и Донаван в Ирландии.
— Зовите меня Люком, — сказал он. — Мне так привычнее.
— Хорошо, Люк, — ответил я.
Он размешал подсластитель в своем кофе.
— Можете ли вы работать с деньгами? — спросил он. — Уоррингтон всегда за все отвечал сам. Миллионные суммы вас не пугают?
Я посмотрел в синюю даль океана и сказал правду:
— Немного пугают. Когда ворочаешь такими деньгами, слишком легко ошибиться на пару ноликов в ту или в другую сторону.
— Но вам придется тратить деньги, чтобы покупать хороших лошадей, сказал он. — Вы на это способны?
— Да.
— Ну, продолжайте, — мягко сказал он.
— Купить многообещающую лошадь не так трудно. Посмотрев на кровного жеребенка, на то, как он двигается, узнав родословную, вы можете почти наверняка предсказать, что он вырастет чемпионом. А когда есть деньги, чтобы его купить, это вообще просто. А вот для того, чтобы выбрать будущего чемпиона среди второсортных и неизвестных жеребят, — тут действительно нужно голову иметь на плечах.
— Можете ли вы гарантировать, что любой жеребенок, которого вы купите сами или посоветуете купить моим тренерам, станет чемпионом?
— Нет, не могу, — ответил я.
— А какой процент успеха вы можете обещать?
— Процентов пятьдесят. Некоторые вообще не смогут участвовать в скачках, некоторые не оправдают надежд...
Он почти час расспрашивал меня, неагрессивно, мягко, не спеша и не напирая. Чем я занимался, что я знаю, как я отношусь к тому, что мне придется быть начальником над тренерами, которые старше меня, и к тому, что придется общаться с авторитетами мира скачек, что я знаю об учете, банковском деле и биржевом рынке, смогу ли я оценивать советы ветеринаров и специалистов по уходу за лошадьми. К концу нашей беседы я чувствовал себя выжатым и вывернутым наизнанку: казалось, Люк вежливо прощупал каждую клетку моих мозгов. «Нет, — подумал я, — наверно, выберет кого-нибудь постарше».
— Устроит ли вас, — спросил он наконец, — солидная, надежная работа с девяти до пяти, с выходными и пенсией по ее окончании?
Я инстинктивно замотал головой.
— Нет, — сказал я, не успев подумать.
— Это сказано от чистого сердца, парень, — заметил он.
— Ну...
— Даю вам год времени и потолок — сумму, тратить больше которой вы не имеете права. Я буду присматривать за вами, но вмешиваться не стану разве что вы совсем зайдете в тупик. Согласны?
Я набрал воздуху и ответил:
— Согласен!
Он с улыбкой наклонился через стол и пожал мне руку.
— Контракт я вам пришлю, — сказал он. — А сейчас отправляйтесь домой и беритесь за работу. Дело может развалиться на удивление быстро, если им никто не занимается. Отправляйтесь к Уоррингтону, поговорите с его женой Нони — я ей позвоню и предупрежу о вашем приходе. Будете работать в его кабинете, пока не подыщете себе квартиру. Ваш брат мне говорил, что вы бродяга, но я ничего не имею против бродяг. — Он снова улыбнулся. — Никогда не любил котов-домоседов.
