— Входи, Дориан, друг мне сейчас не помешает, — сказал я, отложив свою депрессию в сторону, и налепил для него на лицо свою самую широкую улыбку.
Я съел всё, что он принёс, и вскоре обнаружил, что собираю крошки с тарелки. Теперь, когда мой живот относительно успокоился, я почувствовал себя более способным к разговорам, поэтому некоторые время провёл, описывая Дориану мои невзгоды. Он был подобающим образом впечатлён глубинами моей глупости:
— Да, ты уж точно не останавливаешься на полпути, Морт, — заметил он.
Я вынужден был согласиться.
— По крайней мере, тебе выпало отвести Леди Роуз в гостиную, — сказал он. У моего друга всегда всё было написано на лице.
— Окей, выкладывай, я же видел, как ты смотрел на неё, когда мы вошли. Ты как-то с ней знаком?
Он выглядел смущённым:
— Ты помнишь, как меня на год отослали на воспитание? — начал Дориан. Это была обычная практика для дворянских сыновей и дочерей — пожить год или два в поместье другого лорда. Это помогало им больше узнать о том, как управлять королевством, давало им более широкий жизненный опыт в мире, и создавало связи с другими членами правящего класса.
— Помню, где-то в Албамарле, так ведь? — ответил я, а потом вспомнил, что дом Хайтауэров был в столице. — О-о-о-о, — ясно выразился я. У меня замечательный словарный запас, когда я стараюсь. Наконец мне в голову пришло чёткое предложение: — Ты влюбился в неё, а?
— В общем — да, — ответил он. — Но мы особо не разговаривали, так что я сомневаюсь, что она вообще меня помнит.
— Тут ты, возможно, ошибаешься, — сказал я, вспомнив о том, как она ранее бросала на него взгляд, но больше ничего не сказал об этом. Мы ещё поговорили, а потом он ушёл. Но никому из нас не пришло в голову никаких подходящих мыслей насчёт моих неприятностей с Дэвоном Трэмонтом.
Когда он ушёл, я направился в библиотеку, чтобы забрать третью книгу, «Лайсианскую Грамматику».
Глава 6
Реже всего те, что рождаются с высоким испусканием и высокой ёмкостью. Не известно, ссколько именно их рождается, вероятно — не более одного из тысячи, и немногие из них доживают до зрелого возраста. Причина этого в том, что их таланты чрезвычайно опасны, причём для них самих — в наибольшей степени. Хорошей аналогией для этого будет ребёнок, которому дали бритву или другой опасный предмет — он вероятнее всего повредит себе, нежели научится правильно ею пользоваться. Те немногие, что доживают до зрелого возраста, обнаруживают себя в одиночестве, почти без наставления в надлежащем использовании их дара, если только им не выпала удача быть найденными кем-то знающим. Из-за этих прискорбных фактов истинно талантливые маги, или волшебники, как их часто называют, весьма редки, и обычно живут в одиночестве, за исключением некоторых очень густонаселённых городов.
Еретик Маркус,
«О Природе Веры и Магии»
Когда Пенелопа Купер шла по коридору, время было уже позднее. Она слишком задержалась на работе, и устала. Она могла думать лишь о том, как добраться до своей комнаты и найти там весьма заслуженный отдых. Так получилось, что она прошла через тот коридор, который вёл в библиотеку. Если бы она прошла лишь пяти минутами ранее, она встретила бы Мордэкая, и всё могло бы сложиться совсем по-другому.
А так она была одна в коридоре, погружённая в свои мысли. Она чувствовала себя виноватой за своё прежнее поведение. Она знала, что Морт не хотел её пугать, но она была совершенно не готова, когда тот люто яркий шар света ослепил её в его комнате. Когда он сказал ей закрыть шторы и сесть на кровать рядом с ним, она не этого ожидала. По правде говоря, она не была уверена, как бы отреагировала, если бы он стал с ней заигрывать, поскольку у неё было гораздо меньше опыта с мужчинами, чем он, похоже, полагал.
Опустившаяся тьма, за которой последовало внезапное появление Маркуса, совершенно выбили её из колеи, и заставили впасть в панику. Собственная реакция устыдила её, и она не знала, как ответить ему, когда он позже посмотрел на неё в солнечной комнате, из-за чего она почувствовала себя ещё хуже.
Из задумчивости её вывел звук двери, открывшейся, когда она проходила мимо.
— Мисс, не могли бы вы помочь мне на минутку? — сказал Лорд Дэвон, стоя в дверном проёме с расстроенным и тревожным. Замечательно, она и так уже вымоталась, а теперь похоже, что её сон откладывается ещё больше.
— Непременно, ваше благородие, чем я могу служить? — ответила она своим самым милым тоном. Она гордилась своей работой, и не могла позволить чему-то вроде усталости испортить её труд.
— Вы убирали в моей комнате ранее? После того, как были доставлены мои вещи? — спросил он.
— Нет, ваше благородие, я убрала и проветрила все комнаты этим утром, до того, как приехали вы с остальными гостями, — ответила Пенни. Она надеялась, что он не вёл разговор к наглой жалобе на то, что подушки или простыни не были достаточно свежими.
— Тогда, возможно, вы сможете мне помочь — я, кажется, что-то потерял, не могли бы вы пособить мне в поисках? — отозвался тот. Вопреки его репутации среди обслуги замка, он казался чрезвычайно вежливым.
— Мне правда не следует входить в ваши покои в такое время, сэр, — ответила она. Он казался довольно безобидным, но девушке её возраста такие слухи могут разрушить жизнь.
— Я понимаю. Я оставлю дверь открытой, если вам так лучше. Просто я потерял ожерелье, и не нахожу себе места, пытаясь его найти — видите ли, это фамильная драгоценность, — сказал Трэмонт. Он повернулся к ней спиной, и зашёл обратно в комнату, оставив дверь открытой.
Вздохнув про себя, она последовала за ним. Он начал обшаривать ящики туалетного столика.
— Не могли бы вы проверить для меня шкаф? Там темно, а я не очень хорошо вижу, — сказал Трэмонт. Она только успела открыть шкаф и нагнуться, чтобы заглянуть внутрь, когда услышала, как дверь захлопнулась, а потом ключ повернулся в замке.
Она резко обернулась. Дэвон как раз засовывал ключ себе в карман. При виде его лица по её позвоночнику пробежала холодная дрожь. Она уже слышала прежде рассказы о горничных, которыми злоупотребляли молодые лорды, но такие вещи никогда не случались в стенах Замка Ланкастер. Репутация Герцога была такова, что никто прежде не осмеливался так оскорблять его гостеприимство.
— Сэр, если вы думаете меня обесчестить, я закричу. Герцог не потерпит такого отношения к своей челяди, — сказала она, пытаясь держать голос ровным, но всё же чувствовала, как в ней растёт паника. Дэвон был тяжелее её как минимум на пятьдесят футов, и хотя она сама была не робкого десятка, она почти не сомневалась, что он мог её одолеть. Её взгляд бешено забегал по комнате в поисках чего-нибудь, что сгодилось бы в качестве оружия, чтобы не дать ему приблизиться. Ей пришло в голову, что если она ранит дворянина, то в худшем случае её приговорят к смерти, а в лучшем — побьют и прогонят.
