Я отказался брать пешку, и потратил следующие несколько движений на улучшение своего контроля над центром доски. Затем я предложил собственный гамбит, поставив одну из пешек в, казалось бы, беззащитную позицию. Он задержался, изучая позицию, а я, пока ждал, заметил, что комната наполнилась людьми. Здесь были все знатные гости Ланкастеров, а также Торнберы и её светлость, жена герцога.
Наконец Дэвон решил проигнорировать мой гамбит, и я улыбнулся ему. Его неуверенность заставила его посчитать, что это была ловушка. Жертвенная пешка таковой обычно и является, но я рассчитывал на его страх — мой гамбит был блефом. Если бы он забрал ту пешку, то моя позиция стала бы ещё хуже, и я рисковал бы совсем проиграть. А так моя пешка разрушила баланс его позиции, и позволила мне разобрать его защиту на части.
Он этого не предвидел, но несколько ходов спустя стало ясно, что его позиция быстро становилась непригодной для обороны. На его лбу проступил пот, и он зыркнул на доску, ища какой-нибудь способ спасти ситуацию. Я прижал его королевского коня, и ему оставалось лишь решить, какой фигурой пожертвовать. Он ответил, сделав мне шах слоном, но этот ход ещё больше его открыл, когда я спокойно ответил, заслонив своего короля пешкой. Это вынудило его пойти на обмен фигурами, в результате которого я забрал его коня. Я всё ещё проигрывал по фигурам на доске, но его позиция была разобщённой и не подлежащей обороне.
Четверть часа спустя всё кончилось. Сдвинув свою единственную ладью в позицию, я объявил шах и мат. После чего снисходительно улыбнулся Дэвону. Я готов был поклясться, что он готов плеваться гвоздями, однако он прикусил язык.
— Признаю поражение, — сказал Трэмонт.
— Тогда пришло время расплачиваться по счетам, — заговорил Герцог Джеймс.
Девон встал:
— Я напишу аккредитив на мои счета в Албамарле.
— Ты заплатишь ему звонкой монетой. Ты не упоминал бумаги и клерков, когда бился об заклад! — гневно сказал Джеймс, но злость эта была рассчитанной. Он уже знал, что даже Лорд Дэвон вряд ли будет возить с собой в дороге такое количество золота.
— У меня нет столько с собой! Какой человек путешествует с сейфом? — взвился Дэвон Трэмонт.
— Тогда заплатишь то, что есть, и напишешь аккредитив на моё имя. Твои банки и клерки легко бы надули кого-то другого, но когда за долгом приду я, они заплатят! — воскликнул он. Затем обернулся ко мне: — Ты получишь свою награду, Мордэкай, я не позволю человека сначала оскорблять, а потом ещё и надуть.
Лицо Дэвона побагровело:
— Вы смеете намекать, что моя расписка негодна?!
Джеймс Ланкастер припечатал его взглядом, и они мне напомнили двух мастиффов, приготовившихся к бою.
— Не люблю я банкиров. Если ещё раз приедешь в Ланкастер в поисках ссоры — привози с собой сейф, он тебе понадобится, — сказал герцог, и засмеялся. Это был глубокий смех, какой начинается в животе, и проходит до самого верха. Не уверен, как ему это удалось, учитывая то, какой накалённой была обстановка — но это сработало.
Вскоре все в комнате смеялись вместе с ним. Однако Дэвон не смеялся — по крайней мере сперва. Его основательно посрамили. Но он был достаточно умён, чтобы увидеть предложенный ему выход. Наконец он присоединился, и то был горький смех — его не было достаточно, чтобы прикрыть его уязвлённую гордость. После этого Дэвон быстро удалился, а я задумался, кому из-за его гнева достанется в этот раз.
Я обнаружил себя осаждённым людьми, которые хотели похлопать меня по спине, и через полчаса мне стало казаться, что меня скоро захлопают до смерти. Судя по всему, Дэвон был непопулярен. Наконец отец Марка спас меня:
— Оставьте парня в покое! Хватит с него на сегодня, — сказал он. Герцог расчистил для нас путь через толпу, и вывел меня в коридор. — Увидимся в моих покоях через час, Мордэкай. Постарайся на этот раз не опоздать, — пошутил он.
Я поморщился при напоминании о моей прошлой оплошности:
— Да, ваша светлость.
Он пошёл прочь по коридору, а я решил, что мне лучше пойти к себе в комнату, и собраться с мыслями. После отъезда этим утром на меня сваливались неожиданность за неожиданностью. Уходя, я всё ещё слышал их смех и ликование в гостиной:
— А лицо Дэвона ты видел!
— Двести золотых марок!
По пути обратно я набрёл на Тимоти.
— Добрый вечер, сэр! — сказал он мне со своей обычной энергичностью. — Я слышал, вы задали Лорду Дэвону знатную трёпку! — улыбнулся мальчик. Слухи разошлись быстро — несомненно, пока мы играли, снаружи гостиной ждала целая толпа слуг.
— Не настолько знатную, насколько он заслуживает, — ответил я, — но это давай оставим между нами, — по-заговорщицки подмигнул я ему.
— Не волнуйтесь, сэр, старина Тим никогда не сдаст своих друзей! — ткнул он себе в грудь большим пальцем.
— Для меня было бы честью входить в число ваших друзей, Мастер Тимоти, — с шутливым преувеличением произнёс я. Думаю, ему это было приятно, хотя он и знал, что я его поддразнивал. Для своего столь юного возраста парень был удивительно смышлёным. — Ты не мог бы оказать мне услугу, Тимоти?
— Конечно, сэр! — ответил он.
— Смотри в оба, и если ты или кто-то из твоих знакомых увидите, что Дэвон Трэмонт делает что-то странное или подозрительное — сходите за мной. Можешь это сделать? — спросил я. Может, у меня и было мало друзей среди дворянства, но, пожалуй, я мог бы обернуть прислугу в свою пользу.
— С радостью, сэр. Приятно наконец увидеть, как один из них получил заслуженное. При всём уважении к нашему доброму Герцогу, конечно! — сказал он.
— Если встретишь Пенни — дай ей знать, что мне нужно её видеть, мне за последние два дня чертовски трудно было её найти, — добавил я. Он заверил меня, что так и сделает, а потом мы дошли до моей двери. Я попрощался, и зашёл внутрь. Прохладная, тёмная комната стала желанным облегчением. Наверное, я стал привыкать к удобствам уединения и пуховой перины.
Эта мысль заставила меня задуматься — в отданных мне покоях легко уместился бы весь дом моих родителей. Там мне казалось удачей получить свою собственную маленькую комнату и кровать. Что случится, когда я поговорю с Герцогом?
Что сделают такого рода деньги со мной? Или с ними? Я не хотел становиться таким, как Дэвон Трэмонт — надменным и эгоистичным. Однако семья Ланкастеров была доброй, так что, возможно, дворянство не обернётся для меня неизбежным превращением в напыщенного осла. Я осознал, что вышагиваю по комнате, обходя кругом кресло и диван.
В темноте. Я остановился как вкопанный. В комнате было темно, хоть глаз выколи. Я едва видел собственную руку, держа её в дюйме у себя перед носом. Но миг назад я легко ориентировался среди мебели. Я осознал, что ощущаю, где всё в комнате было расположено, с помощью похожего на зрение восприятия, но более примитивного, похожего на касание всего вокруг меня мягкими как пёрышко пальцами. Снедаемый любопытством, я закрыл себя для своей силы, как недавно научился делать перед сном. Ощущение исчезло, и я обнаружил, что попал в полнейшую темноту. Чувство было такое, будто мир вокруг меня стал закрываться, и на миг я ощутил клаустрофобию.
