В результате моих усилий, к ужину я был вымотан. Я не только переместил несколько сотен женщин и детей в Ланкастер, но также вернул большую часть живших там боеспособных мужчин. Ланкастер теперь был почти полностью населён женщинами и их иждивенцами, а также несколькими стариками из Уошбрука. С ними были Дженевив и Роуз, поддерживавшие порядок, хотя Роуз высказала некоторые возражения.
Я сидел во главе высокого стола, с Пенни по правую руку. Джеймс Ланкастер сидел слева, на месте, которое раньше принадлежало моему отцу. Вид его пустого стула довольно долго меня расстраивал, и я был благодарен Джеймсу за то, что он его заполнял. Дориан и Марк сидели на стульях рядом с Пенни и Джеймсом. Я тщательно избегал смотреть на Марка, боясь выдать свою ложь. Я был уверен, что она уже поговорила с ним, но она не сказала мне, что он ответил. Мои инстинкты говорили мне, что лучше было не спрашивать.
— Ну разве мы не весёлая компания сегодня, — внезапно объявил Джеймс, нарушив молчание. — Я не видел такое количество тёмных лиц с тех пор, как… х-м-м, — сказал он, потирая подбородок. — Вообще-то, я никогда не видел столько тёмных лиц. Нам нужно повеселеть. Дориан! Ты первый… с тобой сегодня случилось что-нибудь интересное?
Дориан хмыкнул:
— Уи́льямс шлёпнулся на задницу во время сегодняшней тренировки. В жизни не видел человека более неуклюжего — он сам себя убьёт раньше, чем такая возможность появится у врага, — выдал он. Я понятия не имел, о ком шла речь, но это было не особо смешно. У Дориана был талант к тому, чтобы делать самые весёлые истории немного сухими и плоскими.
Джеймс вежливо хохотнул:
— А как насчёт тебя, Маркус? — спросил он. Сын был его лучшей надеждой. Марк умел травить байки.
— Вообще-то да! Но я не могу рассказать вам, — печально объявил он.
— Почему нет!? — возмутился Джеймс.
— Это конфиденциальный вопрос, между человеком и богиней. Я скажу лишь, что у некоторых людей есть проблемы с очень неожиданными частями тела! — сказал он, сверкнув глазами, и почти не оставляя сомнений о том, какие части тела он имел ввиду.
Это заставило всех нас рассмеяться получше, поэтому Джеймс посмотрел через стол на Пенни:
— А что насчёт тебя, дорогая моя? С тобой сегодня случилось что-нибудь интересное?
Пенелопа была похожа на лань, попавшую в капкан. Какой-то миг она смотрела на него серьёзно, прежде чем бросить взгляд на Марка, а потом обратно на меня. Её рот открылся, и она начала говорить, но её губы дрожали. Я видел, как на её глаза навернулись слёзы, прежде чем она произнесла:
— Простите, вам придётся меня извинить, — сказала она, затем стремительно встала, и быстро пошла к двери, которая вела к лестнице.
Джеймс выглядел виновато:
— Это что было? Я что-то не то сказал?
Марк закинул руку ему на плечо:
— Нет, отец, дело не в тебе. Её сегодня занимает множество мыслей, — бросил он на меня многозначительный взгляд.
— Мне следует пойти проверить её, — объявил я, и встал, чтобы уйти. Марк поднялся, и догнал меня, прежде чем я достиг двери.
— Я сказал ей то, что ей нужно было услышать, — прошептал он мне на ухо.
— Правда? Спасибо! Я… я не знаю, что сказать. Тебе это наверняка нелегко далось, — сказал я, крепко его обняв. — Спасибо. Что бы ни случилось… ты всегда будешь моим лучшим другом.
Она покачал головой, и отпустил меня. Направляясь к лестнице, я услышал, как он сказал что-то ещё, но я не совсем уловил его слова, потому что он говорил слишком тихо. Мне почти показалось, что он произнёс «я лишь сказал ей правду», но это было бы бессмыслицей.
* * *
Пенни я нашёл в нашей спальне, свёрнутую в клубок и сжимающую одну из подушек. Она в неё плакала. Простыни были скомканы, половина из них была на полу. Она не шевельнулась, когда я вошёл в комнату, хотя я знал, что она меня услышала.
— Ты поговорила с Марком, так ведь? — спросил я, садясь рядом с ней на кровать.
Она не ответила, лишь мотнула головой в жесте, которой мне показался утвердительным. Её волосы были растрёпаны. Прежде они были собраны в плотный пучок, но сейчас он представлял собой спутанный узел. Похоже было, что она пыталась его распустить, но сдалась на полпути.
— Я был прав, так ведь? — тихо сказал я.
На миг она сжала подушку сильнее, прежде чем ответить:
— Да, — произнесла она. Я промолчал. Не был уверен, что делать, поэтому держал язык за зубами, пока она не продолжила: — Теперь доволен? — выдала она наполовину утверждение, наполовину вопрос.
— Вообще-то — да, — тихо сказал я.
Она повернула свою голову ко мне, чтобы зыркнуть на меня:
— Ублюдок ты этакий! Ты с самого начала только этого и хотел!
— Нет, — солгал я, — но я рад, что у нас будет ребёнок. Я люблю тебя, Пенни, и я всегда надеялся, что когда-нибудь у нас будут дети, — снова солгал я — на самом деле я об этом никогда не думал. Моё представление про «жить-поживать да добра наживать» никогда не было чем-то более сложным, чем длительная эротическая фантазия, включавшая в себя женщину, которую я любил сильнее, чем свою собственную жизнь. Однако думая теперь о детях, я мог видеть привлекательность такого варианта. Я считал, что она будет чудесной матерью, и от мысли об отцовстве у меня слёзы наворачивались на глаза. Мой собственный отец никогда не увидит своих внуков. Да и я не увижу, если уж на то пошло, поскольку они на самом деле не будут существовать. Я надеялся, что однажды она станет жить дальше, и заведёт детей без меня, но от этой мысли мне становилось ещё больнее.
— Они были бы прекрасны, — сказала она печальным голосом.
— Один из них всё ещё будет, — напомнил я ей.
— Нет, Морт, я не могу это сделать. Это слишком. Я не покину тебя, — ответила она.
— Тебе не придётся, — сказал я ей, — просто оставайся со мной до конца. Когда время приблизится… тогда мы это сделаем. Ты сможешь остаться со мной, пока всё не кончится.
На её лице расцвела надежда:
— Обещай мне. Обещай, что не заставишь меня бросить тебя.
— Я никогда с тобой так не поступлю, Пенни. Я тебе уже говорил, — ответил я.
— Обещай мне! Сделай это, и я соглашусь порвать узы, как только приблизится момент, но ты должен пообещать, — отчаянно сказала она. Её мольбы разрывали мне сердце.
— Конечно же, Пенни… — начал я.
— Нет… Поклянись! Прямо сейчас. Я не хочу никаких полупустых заверений. Поклянись, — яростно вцепилась она в мои плечи.
— Я клянусь в этом, Пенелопа Купер. Я не брошу тебя, и я не оставлю тебя одну до тех пор, пока смерть не лишит меня выбора. Я клянусь тебе в этом на своей любви, и на жизни нашего нерождённого ребёнка, — произнёс я, глядя глубоко в её глаза — и я был серьёзен в каждом слове, хотя я знал, что в её чреве не было ребёнка. Я больше ни на гран не предам её доверие.
