Протянув руку вниз, я стянул прочь накрывавшее её тонкое одеяло, открыв взору её в высшей степени женскую фигуру, облачённую лишь в лёгкую ночнушку. Даже во сне она казалась усталой. «Может, я оказываю ей услугу». Не в силах больше ждать, я позволил своим пальцам мимолётно коснуться её голой коленки, одновременно снимая щит, который защитил бы её от опасного эффекта моего касания.
Я содрогнулся, когда вверх по моей руке потекло восхитительное тепло, заставив меня покрыться гусиной кожей. Мёртл слегка пошевелилась, натягивая на себя одеяло одной рукой, как если бы ей стало холодно. «Полагаю, так и есть», — сделал наблюдение я.
Она тянула одеяло вверх, но моя рука всё ещё была под ним, поэтому я не обратил внимания на её движение. Вместо этого я стал двигать руку вдоль её бедра, эйсар становился тем мощнее, чем ближе я подбирался к её сердцу. Тут её глаза открылись, и даже в тусклом свете она узнала меня, когда её сердце всколыхнулось от страха. Она открыла рот, предположительно, чтобы закричать, но я для неё двигался слишком быстро. Я ухватил её голову своей правой рукой, и, встав на колени, накрыл её рот своим, чтобы заглушить её крики.
Эйсар тёк бурным потоком, затопляя меня подобно золотой реке света и радости. Моя жертва сопротивлялась менее секунды, её тело задёргалось, а затем обмякло, когда она потеряла сознание. Моё сердце забилось, и моё собственное тело будто было в огне, сгорая под волнами удовольствия и энергии. На миг мои мысли сместились к Пенни, но я быстро их задавил. Грусть и раскаяние могут и подождать.
Новое ощущение срочности, страх моей заново пробуждающейся нравственности, заставляло меня насыщаться быстрее. Отбросив одеяло, я прижимался своими губами к её собственным, в то время как мои руки прижимали её обмякшее тело к моему. Я слышал, как сердцебиение Мёртл потеряло ритм, стало неравномерным, но эйсар продолжал с рёвом втекать в меня. Я хотел его весь.
— Мама? — донёсся голосок от двери. — Здесь один из твоих друзей?
Шок, страх, стыд и отвращение прокатились по мне, борясь за первое место в моём опустившемся сердце. Отпустив тело Мёртл, я позволил ей упасть обратно на её маленькую кровать. Ужас не позволял мне развернуться, чтобы взглянуть в лицо стоявшему позади меня ребёнку. «Я убивал её мать… прямо у неё на глазах. Что же я за животное?»
— Прости, дитя, я не знал, что здесь есть кто-то ещё, — ответил я, одновременно возвращая вокруг себя щит, который должен был защитить её от моего тёмного влияния.
Глаза девочки слегка сузились, когда я повернулся к ней лицом. Судя по её внешности, я бы дал ей семь или восемь лет, но трудная жизнь оставила на ней свой отпечаток. Подозрительность крылась в ей взгляде, и я был весьма уверен, что для неё использование слова «друзья» было такой же фикцией, как когда её мать впервые применила его в качестве объяснения.
Я видел, что она уже приметила бессознательность своей матери, когда снова заговорила:
— Кто вы? — спросила она, начав медленно смещаться в сторону с небольшим намёком на нервность. Мои чувства сказали мне, что в том направлении на полу под тонким одеялом лежал нож.
Я поднял ладони в жесте, призванном продемонстрировать мои мирные намерения:
— Прошу прощения, я — не один из друзей твоей матери, но я здесь, чтобы помочь.
— Так вы — врачеватель? — спросила она, с трудом выговорив последнее слово. Она продолжала подбираться к спрятанному ножу.
Я ухватился за идею, которую она мне дала:
— Я — врач, но не обычный, — согласился я.
— Мама говорит, что врачи слишком много просят, и почти всегда никому не помогают, по крайней мере, если ты беден, — ответила она, показав первый признак нормальной детской бесхитростности, когда повторила слова своей матери.
Моё сердце разрывалось у меня в груди, пока я наблюдал храбрость этой девочки перед лицом такой пугающей ситуации. Жизнь уже научила её управляться с необычным.
— Я ничего не возьму. Твоя мать очень больна, и я не думаю, что могу ей помочь… но ты — можешь.
Это привлекло её внимание. Взгляд девочки просветлел, и она перестала подбираться к ножу.
— Как?
— Там, у двери, это ты котелок оставила? — спросил я. Я чувствовал исходившие от него пар и тепло. Судя по всему, девочка ходила вскипятить воды, вероятно — на огне какого-то из щедрых соседей.
Она кивнула.
— Иди, сделай чай для себя и для твоей матери. Она захочет пить, когда проснётся, — распорядился я.
Конечно, чай был лишь для отвлечения внимания. Мне нужно было немного времени, чтобы подумать, и оглядеть результаты моего нападения на Мёртл. На этот раз я выпил её почти до смерти, и я не был уверен, что у неё осталось достаточно эйсара, чтобы восстановить себя. Пока её дочь делала чай, я сосредоточил на ней свои чувства… ища её центр, источник, откуда появлялся ей эйсар.
Тот был опасно ослаблен. Он всё ещё силился обеспечить её энергией, но её тело было подобно высохшему озеру, оно было настолько пустым, что весь появлявшийся эйсар мгновенно впитывался. Пламя, представлявшее собой её дух, колебалось, и было готово вот-вот затухнуть навсегда.
По сравнению с ней, её дочь пылала эйсаром, как небольшой костёр против огонька свечи её матери.
— Как тебя зовут? — спросил я, когда она поставила грубую чашку рядом с кроватью своей матери.
— Ме́ган.
— Меган, твоя мать сейчас очень слаба, и ей нужно особое тепло, которое люди создают внутри себя. Я думаю, ты можешь помочь ей, если поделишься с ней своим собственным, — объяснил я. — Это кажется тебе понятным?
— Немного, — тихо ответила она.
— Это тепло называется эйсар. Я хочу, чтобы ты внимательно слушала, я попытаюсь научить тебя словам, которые помогут тебе дать ей часть твоего собственного, — сказал я ей.
— А почему бы вам это не сделать? — спросила она со смущающей прямотой, часто присущей детям.
Я внутренне вздрогнул. Это могло быть возможным, но я не решался попробовать это, боясь ошибиться, и убить её.
— Хотелось бы, но если я попытаюсь, то могу сделать ещё хуже. Лучше, если он будет от кого-то близкого ей, кого-то, кого она любит, — сказал я, слегка искажая истину. — Ты понимаешь?
Она снова кивнула.
В течение следующего часа я научил её фразам на лайсианском, которые помогут ей передать часть эйсара её матери. Несмотря на её юную живость, испускание Меган, её способность направлять эйсар, было очень ограниченным, как и у большинства людей. Однако она сумела поддержать жизнь в своей матери, и это было важнее всего. Через день-другой Мёртл поправится, если только на неё не нападёт ещё один шиггрэс.
«То есть — я», — безрадостно подумал я. «Что случится через несколько дней, когда мои эмоции снова окончательно исчезнут? Когда от меня останется лишь аморальная пустота, которая будет искать, чем бы себя наполнить?»
