Небо надо мной было ярко голубым. Солнце снова сияло теперь, когда чёрная атака Мал'гороса прекратилась. Моё тело чувствовалось одеревеневшим, будто оно было сухим и затёкшим. Я вяло попытался шевельнуть рукой, но ничего не произошло.
«В прошлый раз я не очнулся, пока моё тело не впитало достаточно эйсара, чтобы восстановиться», — подумал я, вспоминая тот день, когда я очнулся под горкой из мёртвых насекомых. Однако само воспоминание было как сон, будто тогда просыпался кто-то другой. Сейчас же я ощущал себя гораздо более самим собой.
Голова рыжеволосого человека на миг заслонила солнце, глядя на меня сверху вниз. Он выглядел смутно знакомым, но мне трудно было его опознать. Он вышел из моего поля зрения, но мои глаза не могли уследить за ним. Осознав наличие у себя магического взора, я ощутил, как он шагнул назад, поближе к сопровождавшим его людям.
«Это Дорон, Миллисэнт, Карэнт, Уолтэр… и Пенни». Богов было легко узнать по их мощному эйсару, но Пенни и Уолтэр стали для меня неожиданностью. Незнакомец ощущался похожим на Гарэса, но его эйсар был немного иным. «Что здесь делает Пенни?!»
Мысль принесла с собой шок страха и тревоги. Пенни должна была прятаться. Она должна была находиться в безопасности, по крайней мере — на время. Запаниковав, я попытался заговорить, но мои губы, конечно, отказывались двигаться.
— Что это было? — сказал незнакомец, наклоняясь ближе ко мне.
Пенни тоже подалась вперёд. Её эйсар был тёплым, в отличие от эйсара незнакомца, и хотя он лучился мощным эйсаром, ко мне будто бы взывал именно её собственный.
— Оно каким-то образом очнулось, — заметил человек. — Я чувствую сознание.
— Оно?! — сказала Пенни, несколько оскорблённое таким обращением.
— Оно, — повторил он. Его голос звучал до безумия знакомо: — Этот симулякр, считающий себя твоим мужем, — добавил он для пояснения.
— Ты сказал, что он не может умереть из-за заклинательного плетения, — напомнила Пенни.
— Умереть — да, — сказал незнакомец. — Он не можем умереть. Что озадачивает меня, так это его сознание.
— Почему? — спросила она его.
— Потому что неотъемлемая часть эйсара — это сознание, — тщательно объяснил он. — Оно есть у всего, даже у камня, на котором он лежит, но тип сознания определяется уровнем эйсара.
Указав на землю, он заговорил, будто читал лекцию:
— Возьмём, к примеру, землю под нами — её эйсар очень мал в перерасчёте на унцию или фунт. Она едва что-то осознаёт, но в совокупности получается огромное сознание. Оно настолько далеко от тебя или меня, что является для нас почти полностью чужеродным, — объяснил он. Переместив руку, он указал на моё тело: — Однако это тело содержит немногим больше эйсара, чем камень, на котором оно покоится. Магический разум, который им управляет, не должен быть в сознании.
Слушая его разглагольствования по поводу магической теории, я наконец догадался. «Это Гарэс, но он — человек!»
Уолтэр склонился поближе надо мной, глядя на меня:
— Я почувствовал его, — спокойно согласился он, — что-то мелькнуло. Я думаю, он слушает нас.
«Конечно же я слушаю, чёрт подери. Ты говоришь мне в ухо». Я начинал находить раздражающим тот факт, что обо мне говорили в третьем лице. «Ты выглядишь старым, Уолтэр», — добавил я. Почему-то это грубое наблюдение улучшило мне настроение.
Пенни совсем подошла ко мне, её лицо было в считанных дюймах от моего собственного. Ощущение её присутствия было подобно впитывавшемуся в меня тёплому бальзаму. Её рука протянулась, но прежде чем она коснулась моего лица, Гарэс поймал её:
— Острожно! — предупредил он её.
Она гневно зыркнула на него:
— Почему?
Я молча зааплодировал ей: «Скажи этому ублюдку!»
— Он всё ещё шиггрэс, — сказал Гарэс. — Даже сейчас его тело медленно впитывает эйсар. Если ты коснёшься его…
Он огляделся, ища что-то, чем мог бы проиллюстрировать свой аргумент. Не сумев найти насекомое, он удовлетворился пучком всё ещё зелёной травы. Положив её мне на грудь, он сказал им:
— Смотрите.
Мои глаза всё ещё не могли двигаться, поэтому я не мог опустить взгляд, но я знал, что они, наверное, видели. Трава посерела. От этой мысли мне стало стыдно. «После всего, через что я прошёл, это — самое большое унижение, когда они показывают ей мой упадок».
Её голос непокорно ответил:
— Он всё ещё мой муж. Он не причинит мне вреда.
— Я сомневаюсь, что он сделает это намеренно, — сказал Гарэс, — но в своём нынешнем состоянии он, возможно, не сумеет совладать с собой.
— Позвольте мне, — неожиданно сказала Миллисэнт. — Я могу не позволить ему взять слишком много. Небольшое количество должно помочь восстановить его, — сказала богиня, и, прежде чем Гарэс успел ответить, она протянула руку, и положила ладонь мне на грудь.
Я чувствовал, как моё тело яростно дёргало её, но ко мне просочился лишь тонкий ручеёк эйсара. Воля Леди Вечерней Звезды была гораздо мощнее моей, и она контролировала поток своей энергии с большой точностью. Она была такой создана Мойрой Сэнтир много лет назад, чтобы быть эффективной целительницей.
По мере того, как эйсар тёк в меня, моё тело начало пробуждаться, возвращаясь в более человекоподобное состояние, но мир становился темнее, угасая. Тьма поднималась вокруг меня — тюрьма заклинательного плетения Лираллианты. Она была слабой, тонкой, лишённой от рук Мал'гороса всего кроме структуры, но она набирала силу. Я почувствовал, как заворочался иной разум — подобный моему, но другой.
— Стой, — сумел прохрипеть я сквозь сухие губы.
К счастью, богиня убрала ладонь.
Что-то влажное упало мне на лицо, и я осознал, что Пенни тихо плакала надо мной. Она захотела подтолкнуть меня:
— Тебе нужно больше. Твоё тело исцеляется. Позволь ей помочь тебе.
— Нет, — сказал я, с трудом заставляя свой застывший рот произнести это слово. Я чувствовал своё второе «я», ворочающееся, сбитое с толку. «Брэксус», — осознал я. Эйсар пробудил его сознание, а также восстановил темницу моей души. Он пытался вернуть себе контроль над своей речью.
Странный дуализм моего существования вернулся на первый план моей памяти, когда я вспомнил причудливые события последних нескольких месяцев. Я неоднократно просыпался, иногда в одинокой темноте, имея лишь общество мыслей, которые звучали как мои, но на самом деле принадлежали незнакомцу. Однако раз или два я смог увидеть через его глаза, связанный подобно пассажиру на взбесившейся лошади, наблюдая, не в силах повлиять на его действия.
Теперь, очнувшись, я смог вспомнить всё, что он делал, но ощущение было странным. Подобно воспоминаниям лошти, они были у меня, но не были моими.
— Не надо больше, оно снова свяжет меня, — сказал я, отчаянно надеясь, что она поймёт.
