— Почему вы на самом деле хотели со мной поговорить? — спросил он слишком прямо, зная, что если она сейчас обидится, то только потому, что он пересёк черту.
— На миг мне показалось, что ты — как я, — призналась она. — Ты выглядел несчастнее, чем все остальные собравшиеся здесь люди.
Опустив взгляд, он признал это:
— Возможно, вы были правы.
Она снова села рядом с ним, теперь уже почти улыбаясь:
— В компании и горевать веселее, — заметила она. — Расскажешь мне, в чём дело?
— В Графе и Графине, — начал он, а затем изложил свою историю, хотя не совсем собирался это делать. Он начал со своего деда, включив также рассказ о своей работе, и о причине, по которой он за неё взялся. Леди Роуз была одной из тех, кто изначально устроил его на службу в Поместье Камерон, поэтому он несколько облегчил свою душу, признавшись ей в своих истинных мотивах.
В течение его признания Роуз тихо слушала, эта её способность была известна. Она не стала раскрывать, что тоже знала в те дни о его истинных мотивах, и не стала раскрывать своё участие в замысле Мордэкая по спасению Такеров от нищеты. Она просто слушала и принимала.
Он рассказал ей всё, включая свои сомнения в оказываемом ему Пенни и Мортом доверии, появившиеся после того, как он узнал об их самой большой тайне. Он остановился лишь не сказав о последней просьбе Мордэкая.
— Так чего он хотел? — спросила она, когда он упомянул о разговоре с Графом.
— Он хотел поручить мне задание, — расплывчато ответил камергер.
Немного помолчав, она спросила:
— Ты расскажешь мне, в чём оно заключалось?
— Я не волен этого раскрыть, — ответил он, оборвав свои откровения.
Роуз вздохнула:
— Наверное, это ещё одна из этих давящих на плечи нош, я так полагаю. «Позаботься о них!». Нет, не говори мне.
Он был озадачен её ответом.
— Не важно, что это было, — утешительно сказала она, — важен сам факт. Вот, что имеет значение.
— Я не понимаю, — сказал Питэр.
Она одарила его своей первой истинной улыбкой:
— Я тоже, но я могу сказать тебе кое-что о твоём добром Графе.
Вопреки себе, Питэр был восхищён мыслью о том, что Леди Роуз поделится с ним своими думами. Он подался вперёд, позволяя выражению своего лица передать свой интерес.
— Мордэкай любит тайны. Он просто не может удержаться. Ни при жизни, ни после смерти. Сколько я его знаю, у него всегда были тайны — одна за другой, — объявила она.
— Он всегда был сложным человеком, — серьёзно сказал Питэр.
Роуз несогласно покачала головой:
— Нет, он — простак, каких поискать. Иногда он был так же прост, как мой собственный муж. Выдающийся, хитрый и, в некоторых отношениях, умнее всех, кого я знаю — но Мордэкай был прост в своих чувствах, в своём сердце.
Питэр наморщил лоб.
— Тайны были его попыткой компенсировать свою простоту. Он лгал, блефовал, жульничал, крал, и всё это — лишь бы скрыть свои планы, но его цель было легко увидеть, — объявила она.
— Крал?!
— Он перенял много дурных привычек у Маркуса, — сказала Роуз. — Но важно не это.
Питэр уже потерял нить её повествования:
— А что важно?
— Этот дом, — объяснила она таким тоном, будто это было чем-то само собой разумеющимся. — Дом, и тот факт, что ты только что обнаружил то, что они знали о твоём плане отмщения с самого начала… тайны!
— Ладно…
— Мордэкай скрыл бы местоположение этого дома от Пенни, если бы мог, — сказала она ему. — И вообще, если бы это было возможно, он бы заставил её считать, что это действительно были их покои в замке.
— Это безумие.
— Нет, это — Мордэкай, — ответила она, снова вернувшись к своей теме. — Он любил по-простому, но встреченные им существа, нажитые им враги… они сделали его очень осторожным. Всё, чего ты не знаешь, не может быть выкрадено из твоего разума и использовано против него или, что важнее, против его семьи.
— Это немного чересчур, — подал мысль Питэр.
Роуз прищёлкнула на него языком:
— Подумай о Уолтэре Прэйсиане. Ты знаешь, что с ним было. Морт твёрдо решил любой ценой избежать чего-то подобного для себя.
— Это лишь подчёркивает тот факт, что он никогда на самом деле не доверял мне, — указал Питэр.
Как логик, Роуз окружила его своим доводом:
— Нет, это лишь отбрасывает тот факт, что эти тайны выражали собой недоверие. На самом деле он доверял тебе. Он тебя любил, если уж на то пошло.
— И из чего же это следует?
— Тебе дорог Мэттью? — внезапно спросила она, — А что его дочь, Мойра? Что о тебе думает малыш Коналл?
Проведя с ними бессчётные часы, Питэр любил всех четырёх детей Мордэкая. Он также знал, что они отвечали взаимностью:
— Они мне очень дороги, и я уверен, что я дорог им, конечно, но они — дети. Им неведомо коварство.
— Храбрый человек может повернуться спиной к убийце, или позволить тому носить нож в своём присутствии, но он никогда не оставит его наедине со своими детьми. Более того, он не позволит своим детям полюбить и начать доверять такому злодею.
Питэра как громом поразила ясность этой мысли. Какое-то время он сидел неподвижно, обдумывая её слова.
Роуз снова начала уходить:
— Благодарю, — сказала она.
— За что?
Улыбка, которой она его одарила, была печальной, но не настолько, насколько была прежде:
— За то, что горевал, и поделился со мной своим горем.
— Подождите, — сказал он.
— Да?
— Я всё ещё не знаю, что делать, — признался Питэр.
Она мудро посмотрела на него:
— А мне откуда знать?
— Но вы же вроде так хорошо всё понимаете…
— Потеря мужа научила меня скромности. Я знаю чуть менее чем ничего, — парировала она. — Я просто думала, что тебе следует принимать решение, основываясь на правде, а не на своих сомнениях. Мордэкай доверяет тебе. Он попросил тебя что-то сделать, наверное — что-то трудное. Делать это или нет — выбор за тобой.
— А что если это может повлиять на всех нас? — спросил Питэр.
— Всё, в чём замешан этот человек, влияет на всех нас. Моё собственное горе слишком велико, и я уже не могу обо всём этом беспокоиться, — закончила она, и ушла, снова оставив Питэра в обществе его собственных мыслей.
Держа нож на уровне глаз, Питэр смотрел на вставленный в рукоять зелёный камень. «Осмелюсь ли я убить человека, которому я служил, и которого я любил все эти годы? Сохраню ли я своё место здесь? Пенелопа этого никогда не простит».
