— Да?
— Мама умирает? — сказал он со своей обычной прямотой.
— Нет, — сразу же сказал я, вкладывая в свой голос всю ту уверенность, которой у меня не было. — Она просто слаба, потому что отдала мне слишком много своего эйсара, своей энергии.
— Но ты сказал, что с тобой было то же самое, верно? — спросил он. Я поведал детям сокращённую версию своих мытарств, но с менее яркими описаниями.
— Ты говоришь про тот момент, когда Мал'горос забрал мою силу?
Он кивнул.
Я сделал глубокий вдох:
— Там было по-другому. Он вытягивал эйсар, собранный моим магическим конструктом. Мой «источник» оставался защищённым, изолированным внутри магической клетки. Твоя мать дала мне эйсар прямо из своего источника, из того места, которое поддерживает в нас жизнь. Так понятнее?
Он снова кивнул:
— Она поправится?
— Поправится, — сказал я. Я на это надеялся. Иногда, когда пламя жизни слишком слабело, оно истаивало и гасло. Её пламя едва горело, слишком близко подойдя к полному потуханию, чтобы быстро восстановиться. Подобно человеку, разводящему огонь в промёрзшей глуши, я мог лишь защищать его от ветра, и продолжать подбрасывать свежий трут.
Близнецы чувствовали то, что я делал, отсюда и их обеспокоенность. С тех пор, как я вернулся с Пенни, я постоянно держал вокруг неё лёгкий щит. Когда она спала, я оставался рядом, согревая её не только физическим контактом, но также тонким ручейком эйсара. Я хотел дать ей больше, но я кое-чему научился до и после того, как умер Маркус. Примерно так же, как моя аналогия с огнём, насильно вливая в неё слишком много, я мог затопить её, и в конце концов вызвать эффект, противоположный желаемому.
Я считал, что она поправится, но далеко не был уверен в этом, и лишь время могло сказать. Пока она не поправится, я не собирался никуда отлучаться.
* * *
Ещё две недели прошли без особых перемен. Пока Пенни поправлялась, я проводил часть своего свободного времени, осматривая дикую местность вокруг нашего изолированного домика. Короткий визит нескольких сотен беженцев нанёс лесу значительный ущерб. Некоторые деревья были срублены, а подлесок во многих местах был убран, чтобы разместить навесы и другие временные строения.
Хотя я не мог их винить. Если ты в лесу с семьёй, то будешь делать всё необходимое, чтобы оставаться в сухости и тепле. Мы с близнецами исследовали местность, убирая часть сухостоя и очищая повреждённые области. Также беженцы оставили после себя поразительное количество мусора. Часть его мы сожгли, остальное — закопали.
Естественно, мы пользовались для этого магией, и я был рад возможности увидеть, как мои дети учатся пользоваться своими способностями. Магия Мойры проявилась лишь непосредственно после моей неудачной трансформации, а у Мэттью она появилась ещё позднее. Это было моей первой возможностью увидеть их в деле, и я находил это завораживающим.
Уолтэр научил Мойру кое-чему из того, что ей нужно было знать, но её знания всё ещё были очень ограниченными. Расчистка подлеска, превращение брёвен в дрова и уборка мусора — вместо раздражающей рутины это стало для нас особым способом восстановить наши семейные узы. Я начал учить их лайсианским словам, давать советы, и показывать им свои предпочтения в том, как всё это делать.
Что поразило меня больше всего, так это гибкость их умов. Молодых не следует недооценивать.
Они были полны энтузиазма, поскольку прежде никто не просил их использовать их способности для каких-либо продуктивных целей. Они будто соперничали за моё внимание, как щенки, и часто меня удивляли. Я был волшебником достаточно долго, чтобы перестать думать о многих вещах, которые считал обычными. В отличие от них. Каждый раз, когда я показывал им что-то новое, их пытливые умы это переворачивали, трясли, и порой натыкались на новые мысли, которые не приходили мне в голову.
Иногда родительский долг даёт не только радость, но и учит смирению.
В тот день я уснул после обеда, что часто случалось со мной после наших упражнений на природе. Я проснулся, обнаружив Мойру, склонившуюся надо мной, держа в руках чашку горячего чая. Лилли стала учить Мойру и Мэттью некоторым простым кухонным задачам, позволяя им помогать ей готовить еду. В частности, Мойре это нравилось.
— Спасибо, милая, — сказал я ей, снова тронутый её заботой. Моя дочь оказалась прирождённой сиделкой. — Твой чай как всегда желанен.
— Это Мама сделала, — сказала она, бросив на меня знающий взгляд.
Я поднял брови:
— О, — проницательно сказал я. Расширив своё внимание, я с удивлением увидел Пенни, подметающую на кухне.
Моя жена всегда была щепетильной, и одним из проявлений этого была склонность к уборке. С тех пор, как она заболела, она этим не занималась, позволяя Лилли со всем управляться. То, что она взяла в руки метлу, о многом сказало мне.
Она чувствовала себя лучше.
Её эйсар был ярче, и я понял, что теперь она миновала опасную точку. Я моргнул несколько раз, чувствуя, как тихо исчезает камень, последние несколько недель лежавший у меня на душе.
Мойра наклонилась, чтобы поцеловать меня в щёку:
— Я знала, что она не умрёт, Папа.
Эти слова шокировали меня, и я позволил этому отразиться у меня на лице:
— Кто вообще что-то говорил про умирание? — осведомился я. Эти страхи я тщательно держал при себе.
Мойра наморщила носик:
— Иногда ты не очень хорошо лжёшь.
— Если ты знала, то почему не спрашивала меня об этом? — спросил я, одновременно вспоминая, что Мэттью-то как раз спросил. — Возможно, я бы тебя успокоил.
— Тебе и так было, о чём волноваться, — был её ответ.
Мои дети скрывали свой страх, чтобы защитить меня. Я задумался, откуда они этому научились. «Я сам же в этом и виноват». Отставив чашку в сторону, я встал, и крепко обнял Мойру:
— Иди, расскажи брату, — сказал я.
— Он уже знает, — ответила она.
— Так ты мне последнему рассказала?!
— Это он мне рассказал. Его же смена была, — невозмутимо ответила она.
— Его смена?! Вы что, дежурили посменно? — воскликнул я. И снова — никогда нельзя недооценивать молодёжь. — И ты ждала, чтобы уведомить меня последним.
— Ты спал. Я хотела разбудить тебя пораньше, но Мэттью посчитал, что тебе нужен был отдых, — с улыбкой сказала она.
Её слова заставили меня задуматься, кто о ком тут вообще заботился последние несколько недель. Я думал, что это я заботился о своей жене и детях, но, судя по всему, частично ситуация была обратной.
Тут Мэттью вошёл снаружи, неся мёртвого кролика — предположительно, на ужин. Глядя на свою сестру, он сказал:
— Я вижу, Папа проснулся, — произнёс он голосом, тон которого ясно передавал его предвкушение моего удивления.
