— Нас здесь некому услышать. Тебе не нужно обращаться ко мне на «вы», — напомнила она мне. Пространство вокруг нас было пустым, и я на миг осознал, что она была такой же… пустой и одинокой, изолированной своей властью.
Кем бы ещё она сейчас ни стала, Ариадна была сестрёнкой Маркуса, девочкой, которая пыталась увязываться за нами в наших детских приключениях. Будучи Королевой, она как никогда нуждалась в друзьях, однако я закрыл ей путь к моему сердцу.
Я опустил взгляд:
— Прости. Я ничего не могу поделать с тем, какой я сейчас, но думаю, что со временем станет легче, — ответил я. Мне стало проще думать теперь, когда мне больше не приходилось наблюдать за игрой эмоций на её лице. Даже мой собственный разум отвернулся, пытаясь отступить к плану, над которым я трудился лишь несколько минут назад.
«Кровь — вот ключ», — осознал я во внезапном озарении. «Забери сейчас, иначе потом придётся возвращаться». Используя одну лишь свою волю, я изменил форму внутренней части своего кольца-печатки, создав острый, зазубренный кончик.
— Мне больно от появившегося между нами расстояния, Морт. Мы — всё ещё семья, — сказала она.
Я был её двоюродным племянником, и теперь, когда её родителей не стало, я стал самым близким её родственником, за исключением одного другого человека. Я решил сменить тему:
— Я слышал хорошие новости насчёт Роланда. Поздравляю.
Роланд, её младший брат, объявился лишь месяц назад. Его полагали мёртвым, но тела его так и не нашли. Когда он поведал свою историю, мы выяснили, что его не было в Ланкастере, когда случилось нападение. Роланд всегда был заядлым охотником, сильно походив в этом на своего отца. Он вернулся с охоты, и обнаружил свой замок уничтоженным, и едва избежал поимки Шаддос Крис, прежде чем осознал, в какой опасности находится.
Он в одиночку отступил в горы. Там он планировал выстроить себе укрытие, и попытаться перезимовать, но, по счастливому стечению обстоятельств, он нашёл домик в суровых предгорьях. Там со своими женой и дочерью жил какой-то пастух.
Они приняли его в свой дом, и он расплачивался своим трудом за тёплую постель и еду. Он также влюбился в их дочь.
Ариадна поморщилась:
— Я рада, что он вернулся, но его ситуация всё усложняет.
— Ты имеешь ввиду его жену-простолюдинку? — едко сказал я. Это был вопрос с подвохом, поскольку моя собственная жена, Пенни, также когда-то была простолюдинкой.
Она кивнула:
— Для дворянина это было бы возможно, но для особы королевской крови…
— Уверен, ты найдёшь способ с этим разобраться. Он кажется очень счастливым, — сделал наблюдение я. — Мне бы скорее показалось, что его появление может создать более крупные проблемы для тебя лично, — указал я. Согласно законам наследования, её младший брат должен был получить корону, если выжил. Женщина могла взойти на трон лишь в случае отсутствия сыновей.
— Кое-кто попытался сделать из этого проблему, — согласилась она, — но Роланд отказался сотрудничать. Первым делом, вернувшись в Албамарл, он формально отрёкся от права на корону.
— Готов поспорить, это вызвало переполох.
Ариадна осклабилась:
— Действительно, но смутьянам теперь не на что опереться. Роланд никогда не хотел трона. Даже герцогство для него — обуза, хотя я сумела убедить его вернуться к своим тамошним обязанностям.
— А чем он хотел заниматься вместо этого? — спросил я.
Она засмеялась:
— Он хотел вернуться, и прожить свои дни простым пастухом. Родители Мэ́лани оказали на него весьма сильное впечатление.
Мэлани — мне, наверное, говорили это имя, но я забыл.
— Не могу сказать, что виню его. Мне и самому иногда такого хотелось, — задумчиво сказал я. Сам того не осознавая, я уже начал расслабляться по ходу своей беседы с Ариадной, на миг забыл ту боль, которая заставляла меня отдалиться от неё.
Ариадна с сочувствием посмотрела на меня:
— Ты когда-нибудь гадал о том, какой была бы жизнь, если бы ты не обнаружил своё наследие, если бы ты не стал волшебником или графом? Ты, возможно, всё ещё был бы там, работая молотом в кузнице твоего отца.
— Задумывался, и сейчас — как никогда часто, — тихо ответил я.
Мои слова тронули её, и она протянула руку, желая сжать мои ладони своими собственными. Это был жест, полный тепла и семейной близости. Она дёрнулась, когда острый металлический заусенец на моём кольце порезал обратную сторону её правой ладони, заставив проступить ярко-красную каплю крови.
— Ау! Что это было? — воскликнула она, отдёргивая руки.
— Чёрт, прости, — сразу же сказал я, вытаскивая платок, чтобы промакнуть кровь на её кисти. — Я зацепился своим кольцом, когда работал над кое-чем позавчера, и остался заусенец.
Я испортил момент, и в выражении её взгляда появился вопрос. Несмотря на наше общее прошлое, я увидел там семя недоверия. Такие вещи я научился замечать во многих лицах людей, которые всё ещё гадали, на самом ли деле я вернул себе человечность до конца — сомнение, беспокойство о том, что во мне ещё осталась часть чудовища. Она моргнула, и этот страх снова скрылся.
— Почему ты не починил кольцо? — спросила она с некоторым раздражением.
— Я собирался, но постоянно отвлекаюсь, — признался я.
— Я думала, ты можешь сделать что-то настолько маленькое практически лишь одним усилием мысли, — сказала она мне.
Я мог, и именно с такой простотой я заусенец изначально и создал.
— Кольцо зачаровано, — гладко солгал я. — Я не могу легко изменить его, не спланировав немного наперёд, иначе оно может испортиться.
Она приняла моё объяснение без возражений, но я видел, что она что-то подозревала. Но это было ничего. Позже она поймёт. Вскоре после этого я откланялся, и пошёл поговорить с молодожёном Гарэсом.
— Словами не выразить, как я за тебя рад, — сказал я, пожимая его руку.
— Само твоё присутствие здесь говорит об этом не хуже слов, — приятно ответил он. — Я понимаю, что тебе, наверное, было трудно это сделать.
— Мне нужно было рано или поздно выбросить это из головы, — сказал я с большей уверенностью, чем ощущал на самом деле. — Мне следует поблагодарить твою жену за то, что решила устроить свадьбу здесь.
Он кивнул:
— Не сомневаюсь, что она приняла это во внимание, прежде чем выбрала — она и ей подобные любят интриги.
— Ей подобные? — сказал я, не будучи уверенным в том, имел ли он ввиду конструктов, или людей, или тех, кто принадлежал к женскому роду. Учитывая их общее прошлое, интерпретация могла быть любой.
— Женщины, — пояснил он.
Я кивнул. Это была одна из тех мыслей, с которыми мы оба могли согласиться. Затем я задал вопрос, который был на переднем плане моего сознания:
