— Я хотел спросить тебя насчёт этого тела, — указал я на себя.
— Так же, как я создал её, — сказал он, без какого-либо контекста.
Я предположил, что он имел ввиду Мойру.
— Мне просто любопытно, как ты это сделал. Это только волшебство, или плод твоих талантов архимага?
— Для нормальной магии это было бы почти невозможно. Так что — второе, однако я думаю, что лишь Гэйлин смог бы этого добиться, — ответил он.
Возможно, он был прав, но я ещё не был убеждён:
— Ты можешь описать сам процесс? Просто в общих чертах…
Он был рад угодить. Процесс оказался менее интересным, чем я предполагал, а также более сложным. Используй свою способность архимага, он сначала расширял своё тело, а затем делил его на две равные части, трансформируя их обе в копии своего изначального образа. С этого момента он мог уйти в одну из них, оставив другую полностью сформированной и работающей, лишённой лишь духа или личности.
Трудность была в двух областях. Во-первых, живые организмы были чрезвычайно сложны, поэтому большинство архимагов в совершенстве овладевали лишь одной фундаментальной живой трансформацией — возвращением к своей изначальной человеческой форме. Трансформация в простое тело, вроде каменного чудовища, которым я становился в прошлом, была физически проще, но психически из неё сложнее было вернуться. Создание живого тела из плоти и крови, вроде трансформации Гарэса в дракона, было гораздо сложнее, но обладало преимуществом живого мозга, что помогало поддерживать разум в целости.
Вторая проблема заключалась в дуальности того, чего он добивался. Он создавал два тела за раз, и одновременно поддерживал оба в активном и живом состоянии, пока кто-то другой не сможет в одном из них поселиться. Я сам немного испытал эту сложность, когда вернул Уолтэра назад с порога смерти после того, как его пырнул убийца. Эта попытка едва не стоила мне жизни, пока я пытался поддерживать биение обоих наших сердец, одновременно исцеляя его тело.
Он сделал то же самое для меня и для Мойры, что привело меня к ещё одному вопросу:
— Очевидно, ты поменял тело Мойры в ту форму, которой она сейчас обладает, а не дал ей копию своего собственного. Почему ты не сделал то же самое для меня?
Он улыбнулся:
— Хороший вопрос — лишь архимаг-Гэйлин мог бы создать живое тело а также придать ему форму другого человека или существа. В твоём случае мне не нужно было утруждать себя. Я знал, что ты, будучи архимагом, сможешь вернуться к прежнему облику.
Слушая это, я вынужден был признать, что мне потребуется его помощь. У меня не получится сделать желаемое одному. Мне придётся его убедить.
— Тебе ещё нравятся драконы?
Смена темы выбила его из колеи:
— Что?!
— Ты тысячу лет жил в теле дракона. Раньше ты был без ума от этой идеи, но сейчас-то она тебя ещё привлекает? — сказал я, подробнее излагая свой вопрос.
— Да, — признался он, — хотя сомневаюсь, что ещё когда-нибудь попытаюсь сделать что-то настолько глупое.
— У меня есть идея, — сказал я, подбираясь к своей теме, — и я думаю, что тебе захочется мне помочь, — начал я, после чего обрисовал идею в общих чертах, опустив некоторые детали.
Пока я говорил, его лицо оставалось невозмутимым, но к концу у него появилось чёткое мнение:
— Ты спятил. Ты не только спятил, ты ещё и желаешь невозможного.
— А вот и нет.
— Они сразу же умрут. Их нельзя поддерживать живыми без личностей, — указал он.
— У меня будут личности для всех, — настаивал я.
— Лишь Сэнтир мог бы… — начал он, но затем остановился, расширив глаза: — … ох.
Я мудро кивнул.
— Но ты всё равно не сможешь сделать это раньше, чем они умрут — на это потребуется куча времени, — настаивал он.
— У меня есть идея насчёт того, как обойти и эту проблему, — ответил я.
— Даже если сумеешь, ты вообще думал о моральных последствиях?
— Ты имеешь ввиду то, что я пережил сам? — подал мысль я.
— Да. Это аморально. Я только недавно освободил троих измученных созданий твоего предка, а ты хочешь сделать ещё? — спросил он, помолчал, и продолжил: — Моя жена будет в ярости, а вместе с ней — я.
Он имел ввиду тот факт, что он развоплотил Дорона, Карэнта и Миллисэнт, позаботившись об этом вместо меня.
— Твоя жена — бессмертный конструкт, но кажется довольно счастливой, — заметил я.
— Пока что, — сказал Гарэс, — но у неё есть способ однажды прервать своё существование, когда оно станет для неё слишком тяжким. Сделаешь ли ты то же самое в этом случае?
— Нет, у меня есть иной план, — сказал я. В этой части я не был так уверен, но посчитал, что в теории этого можно будет достигнуть. Мне просто надо было придумать, как это осуществить. Я выдал ему краткое описание.
— Вот это точно невозможно, — объявил он.
— Я смогу, — заявил я. — Дай мне месяц, а потом навести меня. Мойре ничего не говори, я сам ей объясню.
— Она на это не пойдёт, — снова сказал он.
— Пойдёт, — сказал я, — и более того, она не будет тебя винить ни за что из этого.
— Будь на твоём месте кто-то другой… — сказал Гарэс, покосившись на меня.
— У тебя нету никаких планов на весь тот эйсар, который ты в неё заключил, так ведь? — сказал я, имея ввиду сорок с лишним Сэлиоров эйсара, которые содержались в Мойре Сэнтир.
— Нет, — признался он. — Если честно, меня это пугает до усрачки, но я пока не придумал для него места получше.
— Тогда всё получится идеально, — сказал я, глядя на каплю крови, впитавшуюся в платок, который я держал в руке.
Глава 55
После нашего возвращения домой я окунулся в свой новый проект с оживлённостью, которой не чувствовал с тех пор, как я начал работать над Мировой Дорогой. Тот проект грозил изменить мир, и повлиять на будущее Лосайона, если не всего мира. Этот будет таким же великим, и хотя он, возможно, окажется не настолько же важным, он наверняка будет в числе тех вещей, за которые меня запомнит история.
Никто не возбуждается, рассказывая о том, кто построил дорогу, пусть и магическую, но это… это разожжёт огонь в воображении будущих поколений!
Если я соображу, как добиться невозможного. Я знал, чего хотел, но чар для осуществления этого не существовало. Был набор чар, частично обеспечивавших необходимое, но всё сразу ни одни из них делать не могли. Что хуже, некоторые из функций были такими, какие вообще никогда не делались с помощью чародейства.
Сперва Пенни была довольна, видя, как я погрузился в работу, но когда дни слились в недели, а недели — в месяц, она начала волноваться. Я редко выходил из своей мастерской, кроме как поесть и поспать — и даже на это я отводил очень мало времени. Всё это время из Камерона я отлучался лишь в наш дом в Албамарле, чтобы совершить набег на книги о рунах и математике в библиотеке Иллэниэлов.
