Что действительно фрустрировало её, так это мой отказ обсуждать свои планы. Прожитый в виде немёртвого чудовища год не излечил меня от моих недостатков. Я никому не поведал свой план полностью, даже Гарэсу.
Однако мои дети отказывались быть полностью исключёнными из работы. Они были почти такими же упрямыми, как их мать, и слишком уж умными для своего собственного блага. В конце концов я позволил им присоединяться ко мне на короткие промежутки времени, частично — чтобы удовлетворить их любопытство, и частично — чтобы я мог задавать своей дочери вопросы насчёт её особой способности.
— Как именно ты лепишь личность? — снова спросил я. Прежний её ответ был слишком расплывчатым.
Она одарила меня взглядом, говорившим, что я был слишком недалёким, чтобы понять, но всё же снова попыталась объяснить:
— Я ничего особо не делаю. Просто воображаю их, как бард воображает рассказ, целыми и готовыми. Черты их характера — часть этого.
— И сколько на это уходит времени?
— Первые, вроде малышки Грэйс, появились из моих снов, пока я спала, — сказала она мне. — Поэтому она такая умная.
Она, похоже, снова не могла ответить на мои вопросы напрямую. «Грэйс» было именем её первой и самой любимой живой игрушки, миленького медвежонка с красным бантиком. Они были почти неразлучны, и игрушка была до жути сообразительной. Говорить с ней было почти так же, как говорить с моей дочерью… за исключением того, что я чувствовал себя глупо, разговаривая с мягкой игрушкой.
— Ты хочешь сказать, что она умная потому, что появилась из сна?
— Не совсем, — сказала Мойра. — Это потому, что я не спешила, и мой сознательный разум не мешал делу. Заниматься этим наяву труднее, потому что мне нужно научиться, как не давать моим бодрствующим мыслям вмешиваться в процесс. По крайней мере, так мне говорит моя другая мать.
«Другая мать» было кратким обозначением, которое она использовала для другой Мойры. Это помогало избежать путаницы как с её собственным именем, так и с Пенни.
— Значит, теперь ты можешь создать кого-то вроде неё, при этом бодрствуя?
— Да, — сказала она, — но я не могу быть уверенной в том, сколько времени на это уйдёт. Иногда это быстро, а иногда на это уходит не один час. Но простых создавать всегда быстро.
В конце концов мои вопросы стали слишком конкретными, и я начал делиться с ней и с Мэттью более крупными подробностями того, что я намеревался сделать. Я знал, что эа идея найдёт в них отклик, и лишь надеялся, что они не будут болтать о ней, пока она не будет закончена. Мне только и не хватало того, чтобы пошли слухи, особенно когда я сам не был уверен в успехе.
Как только я включил их в процесс, Мойра начала целеустремлённо работать над своей частью моего проекта, и вскоре она начала каждый день носить мне «игрушек» для разговора. В каждом случае мы обсуждали их сильные и слабые стороны, а также их собственные причуды. Большинство из них я отвергал, но постепенно она стала создавать больше сложных и умных конструктов, похожих на её первую игрушку, Грэйс.
Несколько недель спустя её комната превратилась в настоящий зоопарк говорящих игрушек. К счастью, она позволяла угаснуть большинству из них, имевших слишком много изъянов, поэтому хотя она постоянно создавала новых, наш дом они никогда не заполняли до конца.
Я подозревал, что был некий предел тому, сколько существ она могла поддерживать одновременно, если я только не использую на них чары бессмертия — чего я, конечно, делать совершенно не собирался. Именно так создавались Сияющие Боги, и я не хотел участвовать в воссоздании этой ошибки.
И так ещё Сэлиор был где-то на воле. Он освободился, когда Мал'горос разбил щит вокруг Замка Камерон. Откат уничтожил Бог-Камень, и Сэлиор не стал терять зря времени, сбежав. У меня были ключи, необходимые для того, чтобы его связать, но мне нужно было найти его, прежде чем я смогу это сделать.
Ещё одной большой неожиданностью, пришедшей во время моей работы, было понимание моим сыном зачарования. Не будучи Сэнтиром, как его сестра, он не мог помогать ей с её «игрушечным» проектом, поэтому проводил больше времени, наблюдая за тем, как я силился придумать способ заставить мои потенциальные новые чары делать всё то, что мне от них требовалось.
Он никогда не изучал эту тему, и хотя однажды у него также будет доступ к знаниям лошти, пока они ему были недоступны. Но даже так у него был дар к пониманию математики, служившей основанием для рунных структур.
Его взгляд всегда следил за мной, и хотя его вопросы, казалось бы, часто были о вещах, которые вроде бы не касались основной темы, они часто приводили меня к гораздо лучшему пониманию того, что я пытался сделать.
«Если хочешь научиться чему-то действительно хорошо, научи этому кого-нибудь другого», — сказал я себе.
Отсутствие у Мэттью предубеждений оказалось ценным качеством, когда нужно было придумать способ добиться невозможного.
— Зачем тебе вообще нужно, чтобы это повторялось? — спросил он меня после того, как я объяснил ему, что должна была делать так часть чар, над которыми я работал.
— Мне нужно сделать, чтобы эта штука перезапускалась в определённые моменты, иначе… — начал я, и позволил словам повиснуть в воздухе. «Как мне объяснить своему сыну, что вечность приносит с собой особый тип страданий?». — Давай-ка сосредоточимся на том, как это сделать, — сказал я вместо этого.
— А связать это с таймером нельзя? — спросил он.
Я вздохнул — вот бы это было так просто:
— Нет, стазисное поле лишит это смысла. Таймер просто остановится, и больше никогда не запустится.
— Ты уже связал это с ещё чем-то внешним, — сделал наблюдение он. — Эта штука ведь для этого? — указал он на другую часть начерченной мною рунной структуры. Я не говорил ему, для чего эта часть, но его наблюдательный взгляд всё равно это распознал.
— Эта часть определяет человека, который будет им управлять, — объяснил я.
— А нельзя просто позволить им отдавать приказ об этом, вместо того, чтобы чары сами себя перезапускали?
— Они не захотят сбрасывать чары, пока живы, — сказал я ему.
— А если человек умрёт, то разве это не создаст разрыв? — спросил он.
Он имел ввиду тот факт, что из-за связи чар с человеком смерть оного создаст разрыв в цепи, целиком разрушив всю конструкцию. Это была базовая часть природы зачарования, но я его этому ещё не учил. Он снова поразил меня своей смышлёностью.
— Нет, — медленно ответил я. — Это было бы проблемой, но если ты посмотришь сюда, то увидишь, что когда это происходит, то смещает вот эту часть. Таким образом круг снова замыкается, активируя вот этот участок, и это позволяет ему связать себя с новым человеком.
— О, — сказал он. — А почему ты не можешь завязать функцию повторения именно на это? Тебя послушать, так примерно в это время она и должна же использоваться, верно?
