Она не сдвинулась с места:
— Элиз рассказала мне о твоём письме. Она говорит, что ты всё ещё там.
Связывавшая меня магия настаивала. В отсутствие опасности или какой-то логической помехи мой разум и тело предавали меня. Я готов был пройти через неё силой, если она не сдвинется.
— Я — Брэксус. Твой муж мёртв. Уйди, иначе я буду вынужден сделать тебе больно.
Её тёплые карие глаза намокли от слёз, она смотрела на меня с искажённым лицом:
— Нет. Ты не причинишь мне боль. Покажи мне своё лицо, и я позволю теб…
Прошло слишком много времени. Мой бронированный кулак взметнулся с молниеносной быстротой. Моё тело двигалось вопреки моим желанием, и я не мог его остановить. Если она не хочет уходить сама, то я смету её со своего пути.
Меня пронзила обжигающая боль, пылая в каждом нерве, будто кто-то наполнил мои вены кислотой. На секунду мои глаза ослепли, а в груди заколотила яростная боль. «Нет! Ты не сделаешь этого! НЕТ!». Я услышал свой голос, но он будто доносился откуда-то ещё:
— Пенни, пожалуйста, уйди скорее. Я не могу долго удерживать себя. Пожалуйста, умоляю! — послышались мои вымученные, полные казавшегося мне чужим чувства слова.
Мой бронированный кулак дрожал в воздухе передо мной, в считанных дюймах от удивлённого лица Пенни. Он завис между двумя противодействующими силами, ни одна из которых, похоже, не принадлежала мне — пока что я был лишь наблюдателем.
Прежде чем внутренняя суматоха успела улечься, Пенни отошла в сторону. На миг вселенная скрутилась вокруг меня, и боль в моём теле исчезла. Со странным ощущением рывка я вернул себе контроль над телом. Мои ноги зашагали вперёд, и с помощью своей магии я направил каменный саркофаг впереди себя, на улицу.
— «Каковы твои приказания?» — спросил у меня в голове голос Мойры Сэнтир.
Поскольку она не имела никакого отношения к моему принуждению, я был волен командовать её как мне вздумается. Я послал ей свои мысли:
— «Можешь оставаться. Ты могла бы помочь им. Когда всё закончится, если смогу, я полностью освобожу тебя».
Дракон ждал меня, рядом с ним стоял Карэнт.
— Этот гроб выглядит чрезвычайно тяжёлым, — заметил Гарэс. — Я унесу его не дальше мили, возможно — двух.
— Ты останешься здесь, — проинформировал его я. — До моего возвращения делай то, чего требует твоя совесть.
— Моя совесть?
Я вынул зачарованный камни, создававшие мой летающий конструкт. Лира и её каменное вместилище легко должны были влезть внутрь, и у меня было достаточно силы, чтобы справиться с их весом.
— У них тут война, а ты — единственный волшебник, который может иметь желание помочь, если не считать вот этой маленькой девочки.
— Я — дракон, — поправил меня Гарэс, будто была какая-то разница. — А упомянутая тобой «маленькая девочка» имеет больше силы, чем когда-либо было у меня.
— Ты также архимаг, и у тебя чертовки больше знаний и опыта, — ответил я. Пока я говорил, какая-то часть моего разума оставалась вместе с Пенни и остальными. Я наблюдал за ними своим магическим взором, ощущая тупую, ноющую боль, эхом отзывавшуюся более острой болью, которая приходила откуда-то ещё изнутри меня. Мэттью и Мойра стояли рядом со своей матерью, а Коналл выглядывал у неё из-за спины. Они все наблюдали за мной, и никто из них не выглядел счастливым.
— Почему ты не прикажешь мне делать то, что ты хочешь? — спросил дракон. — Моя эйстрайлин по-прежнему у тебя.
Я указал на Карэнта, жестом приказав ему войти в отверстие моего летающего устройства:
— Заходи. Поговорим в полёте, — сказал я, и последовал за ним внутрь — моё тело по-прежнему двигалось с безжалостной эффективностью. Я не мог бы остановиться, даже если бы хотел. Запустив руку в свой мешочек, я вытащил эйстрайлин Гарэса прежде, чем запечатать за собой невидимую дверь. Я бросил ему статуэтку, а затем произнёс слова, которые должны были закрыть «дверь». Однако звук проходил через неё совершенно беспрепятственно: — Я устал приказывать. Поступай как хочешь.
Дракон раскрыл пасть, и поймал статуэтку ртом. Его язык засунул её ему за щеку прежде, чем его рот закрылся. Заревев, он взметнулся в небо, не оглядываясь.
— Похоже, что с драконом ты просчитался, — сделал наблюдение Карэнт, пока я медленно поднимал нас вверх.
Я покачал головой:
— Он вернётся.
— Думаешь, он поможет тебе по собственной доброй воле? Ты глупец, — сказал Сияющий Бог.
Его слова дошли до меня, но я его не слушал. Моё внимание было сосредоточено на земле под нами, где маленькая группа людей собралась, наблюдая за нашим вознесением. Несмотря на моё онемение, мне всё ещё было грустно оставлять их. Внизу стояло большинство людей, которые были мне небезразличны при жизни. Я ощутил новую, скручивающуюся боль в груди, когда люди под нами постепенно стали уменьшаться.
— Нет. Я был глупцом до сих пор, и мне ещё многому нужно научиться, — ответил я. Прежде, чем он смог прокомментировать это, я задал ему вопрос: — Ты когда-нибудь слышишь голоса?
— Что ты имеешь ввиду? — сказал Карэнт.
Я с трудом описал, что имею ввиду:
— Я думаю, что у каждого есть внутренний диалог или комментарии к мыслям, но в последнее время мои отличаются. Иногда ощущение такое, будто мысли у меня в голове принадлежат кому-то другому. Добавь к этому принуждение, которому узы Лиры подвергают мои действия, и в последнее время мне кажется, будто я делю это тело с двумя или даже тремя людьми.
Карэнт одарил меня недоброй улыбкой:
— Я весьма хорошо знаю, что значит быть под принуждением. Ты желаешь одно, но твоё тело и даже твой разум вынуждают тебя следовать пути, указанным твоим господином. Мне очень приятно слышать, что ты страдаешь так же, как и я.
Я проигнорировал его явное ликование, вызванное моим дискомфортом:
— Принуждение — его я, по крайней мере, понимаю. Я хочу делать одно, но мои действия и, порой, даже мысли направляются по пути, который наискорейшим образом обеспечит достижение целей Лиры. Сегодня случилось что-то другое.
— Каким образом?
Я описал то, что пережил несколько минут назад, когда Пенни преградила мне путь:
— Тогда я просто хотел уйти. Я не хотел делать ей больно, но был принуждён ударить её. Мой кулак пришёл в движение, чтобы сделать именно это, но что-то его остановило.
Мой спутник принял скептический вид:
— Ты хочешь сказать, что смог воспротивиться узам?
— Не совсем. Я не чувствовал, что это был я. Я был просто наблюдателем, в то время как что-то другое билось за контроль над моим телом. Затем я заговорил, но ощущение было странным.
— В чём странным? — спросил он.
— Произнесённые слова были чем-то, что я мог бы сказать, когда мои эмоции ближе к норме, но я не думаю, что это я говорил, — признался я.
