— Число кажется маленьким в сравнении с тем, что мы потеряли, — печально сказала Королева.
Элэйн быстро произнесла, чтобы подбодрить её:
— Не позволяйте числам вводить вас в отчаяние. Основная часть людей выжила. Эти — лишь те, кого мы сумели собрать и укрыть лично.
— Нашей целью будет встретиться с твоим отцом и остальными, — сказала Ариадна. — После того, как мы посоветуемся с ним, и лично увидим ситуацию, мы сможем начать строить планы на будущее, — высказала она свою позицию. Выбор был очевиден, но Ариадна была их лидером, и ей важно было ясно дать это понять.
Пенни обнаружила, что наблюдает за Стефаном Малверном, оценивая его реакцию, а когда тот ответил на её взгляд, увиденное ей понравилось. «Решимость и воля следовать за нашей новой Королевой. Возможно, я слишком резко судила о нём», — подумала Пенни.
Из всех присутствовавших лишь Роуз Торнбер казалась не интересующейся исходом дискуссии. Она молчала, сосредоточившись на своей дочери, Кариссе. Роуз казалась совсем отстранившейся от текущего момента, и Пенни могла лишь гадать, сколько времени пройдёт, прежде чем её подруга восстановит своё расположение духа.
Глава 34
Это была одна из лучших ночей, какие я только мог вспомнить. Я часами ходил по замершему во времени городу из одного места в другое. По моим подсчётам, снаружи наверняка уже снова рассвело, но свет солнца не мог коснуться вечной ночи, ныне окутывавшей Албамарл.
Такова была природа стазисных полей: ничто не входит, ничего не выходит. Даже я не мог выйти, пока не отменю чары, но пока меня устраивало передвигаться внутри них в качестве единственного действующего лица этого безвременного мига. Я потратил много времени, прочёсывая город, выискивая каждого стражника, солдата и постового — всех, кто служил узурпатору. К счастью, Трэмонт облегчил мне задачу, заставив их сменить свои цвета на его собственные. Это уберегло меня от трудного морального выбора относительно того, следует ли мне убить кого-то, носящего форму Хайтауэра.
Умом я понимал, что большинство его людей были простыми наёмниками или, в некоторых случаях, даже лояльными слугами законного короля, пытавшимися спасти свои жизни и защитить свои семьи, но мне было плевать. Кто носил бордово-чёрные цвета Трэмонта, того я убивал. Я проходил через стены, башни, каждые укреплённые ворота и дворы. Куда бы я ни шёл, я делал выбор и убивал, оставляя за собой след из мёртвых людей. Моя сила росла по мере того, как я выпивал их сотнями, но эйфория каждый раз была одинаково пьянящей.
Люди стали для меня наркотиком. Удовольствие было настолько велико, что порой я «действовал наверняка», и не позволял остаться в живых кому-то сомнительному. Это была славная ночь.
Я гадал, что подумают выжившие. Во многих местах я убил десять или двадцать человек, оставив в живых одного или двух, которые явно не были на службе у Трэмонта. Когда чары наконец будут развеяны, эти люди обнаружат себя в окружении мертвецов, которые, с их точки зрения, дышали буквально секунду назад. Общий эффект создаст впечатление того, будто в единый миг умер каждый служивший Трэмонту человек.
Я обнаружил, что хихикаю каждый раз, когда думаю об этом.
Особо интересной будет городская тюрьма. Я убил тюремщиков, и оставил ключи в одной из камер. Что они подумают, когда время снова пойдёт своим чередом? Как долго они будут прятаться в своих камерах, прежде чем выйти?
Даже имея возможность работать в городе целую вечность, я знал, что на имевшееся у меня время накладывались практические ограничения. Мал'горос в конце концов начнёт удивляться отсутствию связи с его приспешниками, и явится их проведать. Случится это через сколько-то часов или сколько-то дней — в этом я не мог быть уверен. Я решил дать себе лишь двадцать четыре часа, один день, прежде чем прекратить эффект, и перейти к своей следующей цели.
Это значило, что срок мне был до заката. Я намеревался прекратить чары в то же время, в какое начал их. Это ещё больше затруднит им осознание того, что именно произошло. Я засмеялся ещё сильнее, когда подумал о замешательстве, которое это событие вызовет среди тех, кто размечал календарь и следил за фазами луны. Кто-то разберутся… рано или поздно, но от меня они ничего не узнают.
Я снова засмеялся, и начал приплясывать. Смерть приходит к нам не торжественно, а с улыбкой и пружинистой походкой. По крайней мере, в тот день в Албамарле именно так и было. А если Смерти не нравилась моя стилистическая интерпретация её работы, то пусть придёт, и обсудит со мной свои разногласия.
Ходя я занимался в основном публичными зданиями и местами, где должны были находиться люди узурпатора, на самих улицах я наталкивался на множество интересных действ. Там и тут я находил драки, но поскольку я сегодня был на стороне аутсайдеров, то я всегда убивал того человека, который, казалось, одерживал верх, если только у меня не было какого-то способа определить, что один из них служил Трэмонту.
Это была ночь, полная восхитительных выборов, и к тому времени, как я достиг самого дворца, я уже убил тысячи. Мой внутренний голос спорил и сетовал на некоторые из моих решений, но мне было плевать. Эйфория от забирания такого большого числа жизней делала падение моего настроения невозможным. В большинстве случаев, если люди явно были на службе узурпатора, моя совесть не разевала свою проклятую варежку.
Дворец был полон сюрпризов. Помимо ожидаемых солдат я также обнаружил десять «бого-семян». Ослабленные Тёмные Боги доставляли мне не больше проблем, чем остальные. Я выпил силу каждого из них, а потом, когда от них почти ничего не осталось, сковал остаток каждого из них заклинанием. Я сохранял их в маленьких светящихся сферах в одном из своих мешочков. Я никак не мог уничтожить заклинательные плетения, поддерживавшие каждого из них, но я мог держать их в плену сколько угодно долго. Позже я планировал создать перманентные чары, чтобы удерживать каждого из них, подобно тем чарам, которые создали Бог-Камень.
Самое лучшее я оставил напоследок.
Эндрю Трэмонт был в пиршественном зале, готовился сесть ужинать. После того, как я убил большинство остальных, то есть почти всех, кому подавали еду, я принялся за него. Я оставил дворцовых слуг и горничных невредимыми, но они испытают немалый шок, когда чары закончатся.
Трэмонт стоял с застывшей полуулыбкой на своём жирном лице. Глядя на него, я ощутил жгучую ненависть, которой мой внутренний голос вроде бы вторил. «Если кто и заслуживает умереть сегодня, этот человек заслуживает этого больше, чем все остальные вместе взятые».
Пузырь нормального времени вокруг меня освобождал моих жертв после того, как я приближался к ним на расстояние менее пары футов. Я подошёл, и стал с наслаждением наблюдать, как Трэмонт осознал моё присутствие, но я не стал его убивать… пока не стал. На его лице промелькнула целая гамма разных эмоций: удивление, шок, гнев, а потом — страх. Страх мне нравился больше всего.
— Скучал по мне, Эндрю?
