— Она мертва, — сказал Тирион. — Ши'Хар заставили её биться на арене, как и меня.
— Кто её убил? — сказал Алан с гневной настойчивостью в голосе.
Тирион уже некоторое время спорил сам с собой о том, как ответить на этот вопрос.
— Она победила в нескольких схватках, но потом её выставили против Бриджид, и она предпочла покончить с собой вместо того, чтобы причинить вред сестре, — сказал он. — Она умерла, защищая её.
— Больные ублюдки! — воскликнул Алан, возмущённый. — Они — напасть наших земель.
Хэлэн зыркнула на него, спрашивая взглядом, что он имеет ввиду.
— Лесные боги, — объявил он. — Они — как чума. Испортили моего сына, а теперь забрали мою единственную дочь.
— Я ненавижу Ши'Хар не меньше, а то и больше, чем любой из ныне живущих людей, но у тебя всё ещё есть тринадцать внуков и внучек, — проинформировал его Тирион. — Я изо всех сил пытаюсь сохранить им жизни.
— Внуков, внучек? — выплюнул Алан. — Так вот, как мне их следует называть? Я этих ребят едва знаю, и большинство из них ненавидит меня за то, что я — твой отец! Хэйли была моей дочерью, потому что мы с Хэлэн её вырастили вопреки тому, что ты сделал с её матерью. Я любил эту девочку, а теперь её не стало. Ты действительно считаешь себя отцом этим детям?
Тирион уставился на своего отца. Его лицо, кожа, нет, всё его тело похолодело.
На лице Алана Тэнника отразилось неприкрытое отвращение:
— Ты им — ничто. Для таких, как ты, даже слова ещё не придумано, а если бы и придумали, то оно было бы слишком постыдным, чтобы использовать в приличном обществе.
— Алан! — воскликнула Хэлэн, шокированная тирадой своего мужа.
Тирион стоял, онемев от шока, но Кэйт шагнула вперёд, и махнула правой рукой, отвесив его отцу пощёчину, хлёсткую. Шлепок эхом отразился в наступившей тишине.
Ладони Кэйт были сжаты в кулаки, и она была настолько злой, что её тело тряслось, будто едва сдерживая её эмоции.
— Тебе не дозволено говорить такие вещи ему. Тебя там не было. Ты не прожил через то, через что прожил он. Ты не видел то, что он видел. Твой сын испытывал такие страдания, какие ты даже не можешь понять. Я видела, как он плакал над их телами. Я видела, как он ухаживал за ними, когда они были ранены. Он, может, и не такой отец, каким был ты, но я видела его сердце, и ты не имеешь права его судить!
— Выметайся, — сказал Алан. — Не хочу больше видеть твоё проклятое лицо на моей собственности.
Кэйт резко вдохнула, приготовившись снова вцепиться в старика, но Тирион положил ладонь ей на плечо:
— Оставь, Кат. — Он шагнул назад, потянув её за собой.
Позади них послышалась возня, когда Хэлэн оттолкнула своего мужа от двери:
— С дороги, пьяный глупец! — обругала она Алана. Миновав его, она подбежала к телеге, обхватив Тириона руками прежде, чем он успел взобраться: — Не надо его ненавидеть, Даниэл, — сказала она. — Он такой с тех пор, как забрали Хэйли. Не может простить себя, и вымещает это на всех, кто рядом. Пьёт каждый день.
— Пьяный, или не пьяный, его слова всё равно правдивы, — сказал Тирион, обнимая её в ответ. — Прости, Мама.
— Всё не настолько просто, как… — начала Кэйт, но Хэлэн подняла ладонь, заставляя её умолкнуть.
— Я знаю, дорогая, и он тоже знает. Мы это преодолеем, так, или иначе. Ему просто нужно время, — сказала Хэлэн.
— Береги его, — сказал Тирион.
— Так, или иначе… — ответила Хэлэн, с прищуром оглянувшись на дом, — …я его исправлю. — Тут она строго глянула на Кэйт: — А ты… я не могу сказать, что понимаю, что ты делаешь, но я этому рада. Позаботься за меня о моём сыне.
* * *
Следующая неделя принесла очередной раунд боёв на арене, но дети Тириона вновь доминировали в своих матчах. Их не прекращавшаяся практика и тренировки друг с другом сделали их гораздо способнее их противников, даже когда им приходилось иметь дело с особыми преимуществами, которыми те обладали.
Планы Раяна по расширению зданий вокруг Албамарла продвигались быстрее, чем кто-либо ожидал. Тот факт, что все они теперь были способными магами, играл в этом значительную роль, ибо это значительно упрощало многие трудоёмкие задачи, вроде добычи и перевозки камня, который требовался для его проектов.
Том Хэйс прибыл через неделю после этого, приведя с собой пять телег, гружёных особыми товарами, едой, и прочими припасами. Среди них были двадцать кур, козёл и коза, пять свиней, и даже несколько овец. Этого было недостаточно, чтобы можно было начать забивать их на мясо, но у них появятся яйца и немного молока.
Многие родители детей Тириона тоже приехали, привезя подарки своим сыновьям и дочерям. Большинство из этого было бесполезным… одежда, плащи, ботинки, и прочие предметы гардероба, но среди слёз и сладостно-горьких воссоединений никто им об этом не стал упоминать.
В воздухе витало новое чувство — что-то большее, чем просто свежий запах новых листьев и весенних цветов. Дети Тириона обрели новую надежду. Их жизни круто изменились, о чём им напоминали еженедельные бои — но не всё было плохо. Теперь они спали в кроватях, в своих собственных комнатах, и сходились вместе для ежедневной практики, и чтобы строить и расширять свой новый дом. Регулярные поставки товаров из Колна улучшили вкус их ежедневных трапез, что вполне могло само по себе отвечать за большую часть их приподнятого настроения, но Тирион полагал, что дело было не только в этом.
Дело было в контактах с их родителями, и с внешним миром вообще.
Одна только перспектива время от времени видеться с семьями изменила их виды на будущее. Сын Кэйт, Эрон, приехал со вторым грузом товаров, и его визит улучшил её настроение на всю последовавшую за этим неделю.
Однажды утром Тирион сидел на кухне, погружённый в мрачные думы, наблюдая через окно за тренирующимися детьми. Завтрак был готов, но он остался в доме. Нужды в нём более не было. Опустив взгляд на размоченные чайные листья на дне чашки, он чувствовал почти таким же пустым, как сосуд в его руке.
— Почему ты этим утром такой мрачный? — спросила Кэйт, подходя к нему сзади, и кладя ладони ему на плечи.
— Если честно — не знаю, — ответил он, поворачивая голову, чтобы поцеловать её руку.
— Всё теперь гораздо лучше ожиданий, которые ты мне прививал, — сказала она ему.
Тирион вздохнул:
— Может, в этом и дело. Я не привык к хорошему.
— Ты сказал, что у тебя всё было хорошо после того, как тебе позволили перестать сражаться на арене. Разве тебе не стало уютно и мирно в течение всех этих лет?
— На самом деле — нет, — признался он. — Было тихо, но ощущение было таким, будто я жил в золочёной клетке, в безрадостной тюрьме. Всё было мирно, но у меня ничего не было. Теперь же… — указал он в сторону окна.
