Тирион был голым, что не было для него необычным во сне, однако магический взор уже заметил, что его кожаная одежда не висела по своему обыкновению на крючке на стене. Кэйт лежала рядом с ним, она спала.
«Мне что, снился сон?»
По мере того, как туман сна уходил, он убедился, что это был не сон. Они, наверное, принесли его в комнату, после того, как он потерял сознание. Тирион попытался не думать о предшествовавших этому мгновениях, его рука снова затряслась, когда он вспомнил крик Элдина.
«Почему это так влияет на меня?». Он не мог вспомнить, чтобы у него прежде была такая реакция. Она была похоже на то, что он ощущал после «наказаний» по приказам Тиллмэйриаса, о каковых он тщательно отказывался думать. Обычно эти воспоминания его никогда не беспокоили кроме как во сне, или во время редких случаев, когда он вынужден был встречаться с хранителем знаний Прэйсианов.
Тириона предал собственный разум. Он сдавал. «Ещё одно последствие лошти» — задумался он, — «или это действительно было вызвано тем, что я сделал с той Ши'Хар?». Эта мысль вызвала новую волну тошноты.
«Проклятье! Я не могу позволить себе быть слабым!»
Он был сильным. Он это знал. Никто не мог пережить годы на арене, не привыкнув к крови и насилию. Он делал такое, о чём вменяемый человек даже не задумался бы, и делал это с апломбом. Если в нём и были слабости, они должны были умереть медленной смертью годы тому назад.
«Даже я знаю, что я спятил».
Но, быть может, безумие не исключало страданий. «Скорее, оно их обеспечивает», — подумал он.
— Даниэл? — прошептала Кэйт. — Ты проснулся?
— Думаю, да, — иронично ответил он. — Что ты сделала с моей одеждой.
— Ты перекатился в блевотину, когда потерял сознание, — объяснила она. — Я её почистила. Висит снаружи.
— Спасибо.
— Что случилось?
Он осознал, что задерживает дыхание, и медленно выдохнул:
— Я не уверен. Что ты сказала остальным?
Кэйт нежно погладила ладонью его голову, притянув её к себе, и прижавшись к ней щекой:
— Что ты болен. Я не знала, что ещё сказать.
Закинув руку ей за плечо, он притянул её к себе, но её тепло, похоже, не проникало сквозь холодную пустоту его одиночества. Его тело не двигалось, но внутри он ощущал, как его душа дрожала, будто в его сердце поселился холод.
— Это довольно близко к правде, — сказал он чуть погодя.
— Чуть раньше ты плакал, — добавила она.
Он ощутил на себе её взгляд, хотя знал, что она на самом деле не могла видеть его в темноте.
— Я этого не помню. Они видели?
— Это было уже после того, как я уложила тебя в кровать, — заверила она его. — Ты знаешь, почему плакал?
— Я не помню ничего после того, как потерял сознание, но если принять во внимание ту жизнь, которую я вёл, то уверен, что там есть многое, что могло мне присниться, — уклончиво сказал он.
— Ты всё время что-то бормотал. Одно из имён ты произнёс несколько раз…, - добавила Кэйт, — …женское имя.
Он попытался рассмеяться, но смех получился не очень убедительным:
— Какое именно? — спросил он. Его лоб ощущался холодным и мокрым. Неужели ему снилась Эйлэяна?
— Амара.
Когда она это произнесла, Тирион ощутил одновременно слабое облегчение и глухую боль от старой раны.
— Я рассказывал тебе о ней.
— Немногое, — сказа Кэйт. — Ты говорил, что она была рабыней, когда ты жил в Эллентрэа, что она была тебе небезразлична, и что она умерла. Ты так и не сказал мне ничего кроме этого.
— Всё самое важно я рассказал, — прямо заявил он. — Ты что, ревнуешь?
Кэйт запыхтела:
— Ты достаточно хорошо знаешь меня, чтобы так не считать, но я думаю, что тебе следует рассказать мне эту историю.
— Зачем?
— Сегодня ты потерял сознание. Тебе нужно с кем-нибудь поговорить. Ты можешь поговорить с кем-то ещё? — спросила она, и в последнем её вопросе была особая острота.
Кэйт, может, и не ревновала к его прошлым увлечениям, но ей будет больно, если он уклонится от её вопроса, заявив, что может открыть свою боль кому-то другому. И, если честно, больше говорить ему было не с кем. Лира слушать будет, но не поймёт, до конца не поймёт. Он вздохнул:
— Уела ты меня.
— Она умерла на арене? — спросила Кэйт. — Тебя же не заставили…
— Нет, — перебил он. — Это было не так же, как с Бриджид. Она была одной из безымянных, слугой. Сражаться на арене ей не приходилось.
— Безымянная с именем?
— Я его ей дал, — ответил он. Его голос сдавило от эмоций. Тирион и не ожидал, что так быстро отреагирует на это воспоминание. — Сперва я её третировал, притворившись, что даю ей имя. Она каждый день приносила мне еду, но отказывалась со мной говорить. Я в те дни отчаянно искал, с кем поболтать. Меня держали в полной изоляции. Порой она была единственным человеком, которого я видел в течение недели или больше, и даже её я видел лишь несколько минут в день.
— А потом?
— В конце концов мы стали любовниками.
Тут он хотел остановиться, но мягкий голос Кэйт подтолкнул его в темноте:
— Только любовниками, или вы влюбились?
— Я влюбился, хотя сперва просто считал это результатом моего отчаяния и одиночества. Она была для меня единственным светом в те тёмные времена, но я не считал, что она сама была способна любить.
— Ты всегда говорил, что для людей из рабских лагерей любовь почти невозможна, — согласилась Кэйт. — О Лэйле ты то же самое неоднократно утверждал, но я уверена, что любовь она чувствует. Она души не чает в своём сыне, хоть и по-своему, грубо, и я видела свет в её взгляде, когда она смотрит на тебя. Думаешь, Амара тоже тебя любила?
— Мне она не говорила, — ответил он короткими словами, когда по его щекам в темноте потекли слёзы. — Один из инструкторов Ши'Хар, из Рощи Гэйлин, убил её. Она попыталась прикрыть меня, защитить меня. Перед смертью она поблагодарила меня за своё имя.
Ладонь Кэйт легла ему на щёку:
— Она всё же любила тебя, и ты отомстил за её смерть.
Он покачал головой:
— Нет. Нет, не отомстил. Силлеронда я убил, но это не стало отмщением для неё. Она умерла, защищая меня, а не наоборот. Силлеронд был злодеем в тот день, но проблема была не в нём. Проблема в во всём том, что Ши'Хар сделали с человечеством, задолго до появления Силлеронда. Она не будет отмщена, пока я это не исправлю.
— Ты — всего лишь один человека, Даниэл.
— Нет, отнюдь. У меня есть такое могущество, в какое во времена нашей молодости мы бы и поверить не могли. У меня есть знание, которое сделает меня ещё могущественнее, и у меня есть дети, которые понесут знамя вперёд, даже если я паду. Я изменю этот прогнивший мир, или умру в борьбе, — непокорно сказал он.
