— Кто здесь главный? — внезапно спросила она.
— «Ты».
— Каков мой титул?
— «Первая».
— А твой? — продолжила Эмма.
— «Второй», — ответил он.
— Тогда делай то, что я говорю, и захлопни эту долбаную дверь, — закончила она. — Мне нужно поговорить с тобой, наедине.
Он послушался, и молча стоять рядом с дверью.
Эмма глядела на него, её переполняли чувства, которые всегда поднимались в её сердце каждый раз, когда она видела его руку. От маски было ещё хуже — она не могла просто не смотреть на руку, поскольку на холодном серебре не за что было зацепиться взглядом. Раян смотрел на неё в ответ, изо всех сил выдавая себя за статую, на которую он был так похож.
— Мне сказали, что я стала слишком гневной, слишком отдалённой. Что мне нужно расслабиться, — наконец сказала она.
— «Это так», — ответил он.
— А ты?
— «Я выживаю. Работа интересная, она меня поддерживает».
Эмма сжала челюсти:
— И тебе этого хватает?
Он не двигался, оставаясь неподвижным как каменная колонна:
— «Должно хватать. Я принял случившееся — и тебе тоже следует подумать о том, чтобы это сделать».
В её глазах зажглась непокорность:
— Нет.
— «Моя рука никогда не отрастёт обратно, так что ты ведёшь себя нерационально».
— Да мне похуй и на твою дурацкую руку, и на лицо. У тебя всё ещё есть тело, и сердце. Человек, которого я люблю, всё ещё здесь, стоит передо мной. Если ты можешь принять увечья, то принять мою любовь должно быть легко. — Её слова были полны чувств, но глаза были сухи. За прошедшие месяцы она уже достаточно наплакалась. Больше в ней не оставалось места для печали.
— «Опять ты про это?» — ответил он, удивлённый. — «Мы приняли по этому поводу решение задолго до того, как я потерял руку. Ты — всё ещё моя сестра».
— Как думаешь, сколько мы проживём, Раян? Думаешь, миру не всё равно? Мы скорее всего не проживём достаточно долго, чтобы это имело значение.
«Мне не всё равно. Я, может, и не тот, что раньше, но я не изменю своим принципам».
— Ты меня любишь? — тихим, уязвимым голосом спросила она.
Его правая ладонь сжалась в кулак:
— «Да».
— Тогда обними меня.
Ноги Раяна сами собой пришли в движение, но он пресёк свой порыв:
— «Нет».
— Это была не просьба, Второй, — сказала Эмма. — Это был приказ. — Когда он не отреагировал, она добавила: — Не заставляй меня его повторять.
Он в два длинных шага пересёк комнату, и крепко прижал Эмму к своей груди.
— Уф, — сказала она, когда воздух выдавило у неё из лёгких. — Пожалуйста, сними эту руку.
— «С одной рукой мне будет трудно тебя обнимать».
— Мне не нужны объятья. Мне нужен только ты, — сказала она, уткнувшись лицом ему в шею.
Миг спустя его рука с громким лязгом упала на пол. Эмма подняла взгляд, но увидела лишь маску.
— Маску тоже, — добавила она.
— «Эм, моё лицо…»
— Мне плевать!
Рука Раяна дрожала, когда он поднял её, чтобы убрать скрывавший его ужасное лицо от мира металл. То, что пряталось за маской, было ужасно, но Эмма всё ещё видела там Раяна, и из его сохранившегося глаза потекли слёзы.
Он видел, как по ней пробежала волна шока, когда Эмма на него взглянула, и начал отстраняться:
— «Теперь ты понимаешь. Вот и всё, что осталось».
Она вцепилась в него сильнее, отказываясь отпускать:
— Я хочу всё, что осталось — всего тебя. Прямо сейчас.
— «Это зашло слишком далеко, Эм».
— Будто мне не всё равно, — ответила она. На миг отпустив его, она стянула через голову своё платье. Под ним у неё ничего не было. — Снимай штаны.
— «Это не так легко», — ответил он, колеблясь.
— Мне что, приказать тебе? — спросила она, изогнув бровь.
— «Нет, я имею ввиду руку. Дай мне минутку».
— О! Верно. Давай, я помогу.
Следующие несколько минут были неловкими, неуклюжими и отчаянными, но в конце концов последнее препятствие было убрано. Эмма получила желаемое, и никаких приказов не потребовалось.
Глава 26
Подушек не хватало. Подушек никогда не хватало.
Когда Кэйт проснулась, ещё было темно. Лежать было неудобно. Её живот раздулся от беременности, и как бы она не ворочалась в кровати, лежать неподвижно она не могла. Конечно, толкание изнутри этому не помогало.
Её ребёнок совершенно не уважал надлежащее для сна время.
Лираллианта лежала рядом с ней, и казалось, что её храп сотрясал фундамент дома. Кэйт просто не способна была понять, как настолько изящное, грациозное и, казалось бы, идеальное лицо могло испускать такие звуки.
Она открыла глаза. Хотя было темно, света хватало, чтобы она могла увидеть, куда делась подушка из-под её ног. Лира каким-то образом во сне заграбастала подушку себе.
Кэйт поглядела на неё, завидуя её дрёме. «Она настолько чертовски идеальная, если не считать храпа». Лира всё ещё выглядела такой же молодой, какой была в день их первой встречи, в то время как Кэйт даже слишком хорошо осознавала свой возраст. На её лице начали появляться морщины, а щёки покрылись пятнами из-за беременности.
Лира, похоже, ничем таким не страдала. О, поначалу её тошнило по утрам, но в остальном она переживала свою беременность так, будто ничего необычного в ней не было.
«И она спит как младенец», — с завистью подумала Кэйт. «Готова поспорить, у неё даже стрии не появятся».
В такие мгновения ей хотелось ненавидеть Лираллианту, но она не могла. Лира неизменно была добра к ней. С тех пор, как исчез Тирион, они стали почти неразлучны.
Жгучая боль в груди заставила Кэйт задохнуться.
— Ох! — воскликнула она. Ощущение было ненормальным. У неё часто была изжога, но это было что-то новое. Накатила вторая волна, и она вопреки себе застонала.
Боль продолжалась несколько минут, а Кэйт пыталась сдержать стоны. Из её глаз потекли слёзы, и она надеялась, что боль прекратиться, но та, похоже, не собиралась отступать.
Храп Лиры оборвался.
— Кэйт?
— М-м-м, — отозвалась Кэйт наполовину ответом, наполовину стоном.
— Что не так? Снова ногу свело?
