— Нет.
Мэттью вздохнул:
— Я почти закончил создание диаграмм, но я не могу начать настоящую работу, пока мы его не достанем.
— Мать сейчас мной очень недовольна, Мэтт, — начал Грэм. — Сейчас не очень хорошее время для того, чтобы взбесить её ещё больше.
— Для этого никогда не будет хорошего времени, — сказал молодой волшебник. — К тому же, она даже не узнает.
— А разве ты не можешь просто сделать новый меч?
Мэттью моргнул, удивлённый таким предложением:
— Могу, но смысл не в этом.
— Какой меч? — прошептал Коналл, с энтузиазмом подавшись к Грэму.
Грэм посмотрел на более молодого мальчика, не зная, что сказать:
— Э-э-э…
Мэттью нагнулся поперёк него:
— Не лезь в чужие дела, писькин вор. Это — один из моих проектов, так что отвали.
Коналл скорчил рожу, прежде чем ответить тоненьким голоском:
— Это один из моих проектов!
Грэм всё ещё просматривал предыдущие ремарки:
— Писькин вор?
— Он постоянно крадёт у меня всякие вещи, — сказал Мэттью в качестве объяснения.
— Что за проект? — невинно спросила Мойра, подавшись вперёд через стол.
— Не твоё дело, — предостерёг Мэттью. — Я просто говорил писькину вору, чтобы он не рылся в моих делах.
— Прекрати называть меня так! — прорычал Коналл.
— Писькин вор, — снова произнёс Грэм, говоря сам с собой. — Это же почти бессмыслица какая-то.
Мэттью зыркнул на своего брата:
— Иначе что? Маме нажалуешься? Вот же ты ябеда мелкая.
— Мэтт, прекрати! — сказала Мойра, повысив голос. — Не обязательно быть таким гадким.
Тут Грэма осенило, как раз пока Мойра грозила своему брату:
— О, дошло: писькин вор — то есть, он постоянно крадёт у тебя всякую херню! — сказал он, чуть хохотнув, и сделав ударение на последнем слове. К сожалению, все притихли, когда Мойра закончила выговаривать брату.
Весь стол покосился на Грэма, когда он радостно произнёс слово «херня».
Роуз наблюдала за тем, как её сын побагровел, но Грэм отказывался смотреть ей в глаза.
* * *
Она ждала его, когда он вернулся тем вечером в семейные апартаменты:
— Грэм.
Голос матери заставил его вздрогнуть. Грэм ждал его, но каким-то образом надеялся, что она повременит ещё несколько дней, прежде чем заставит его поговорить с ней.
— Да, Матушка, — послушно отозвался он, слегка выпрямившись. Он держался твёрдо, почти как если бы был солдатом, стоящим по стойке «смирно».
— Пожалуйста, Сын, мне нужно сказать тебе пару слов. Не будь таким… — она не успела до конца произнести слово «формальным», прежде чем он её перебил.
— Прости, Мама. Пожалуйста, прости меня, — вставил её сын. Он отказывался смотреть ей в глаза, но не мог не заметить, что она казалась уставшей, возможно даже измождённой. Увидеть такое он не ожидал.
Она покачала головой:
— Нет, Грэм, я не это хотела…
— Я знаю, что был неправ, Мама. Я прошу прощения, — коротко ответил Грэм. Он снова начал злиться, хотя не мог точно назвать причину. Он надеялся, что мгновенная капитуляция с его стороны сделает её нотацию короче, и даст ему пойти спать.
Роуз вздохнула. «Он такой нетерпеливый, и такой разгневанный», — подумала она. «Я что, была жестока с сыном?».
— Я уезжаю в столицу, — сказала она, переходя к сути разговора прежде, чем он успеет ещё больше скомкать разговор.
Это заставило её сына остановиться. Грэм уставился на неё с вопросом в глазах.
— Королева нуждается во мне, и есть некоторые вещи, которые я слишком долго откладывала. Меня не будет довольно долго, — сказала она ему.
— Как долго? — спросил он.
— По меньшей мере шесть месяцев, — отозвалась она, — но благодаря Мировой Дороге я смогу без особых проблем возвращаться с визитами. Вопрос в том, хочешь ли ты поехать со мной, или остаться здесь.
Он обнаружил, что рассматривает каменные плиты у себя под ногами — в тех редких местах, где они не были накрыты мягкими коврами.
— А что Карисса? — Его девятилетняя сестра уже спала, но первым делом он подумал о ней.
— Я подумывала оставить её здесь, под опекой Графини, но мне не нравится мысль о такой долгой разлуке с ней, — призналась Роуз. — Её я возьму с собой, но ты уже достаточно взрослый, чтобы решать самому. Что бы ты предпочел?
Что-то в её взгляде заставило его помедлить. Её голос был спокойным, но он видел в чертах её лица скрытую печаль. Она надеялась, что он поедет с ними, но он как раз этого и хотел меньше всего. Он также хотел посмотреть, к чему приведёт наука Сайхана.
— Друзья мои здесь…
Она кивнула, склонив голову, будто признавая какое-то поражение:
— Я понимаю, Грэм.
— И в столице я уже был, — добавил он, борясь с чувством вины.
Она встала, и шагнула ближе:
— Ничего, Сын. Я действительно понимаю. Я тоже когда-то была молодой, как ни могло быть трудно в это поверить. В Албамарле тебе есть, чему поучиться, но здесь тоже может быть нечто более важное.
На миг он напрягся. Она что, знала о его обучении с Сайханом?
Роуз обняла сына.
Он обнял её в ответ, чувствуя, как его гнев слабеет, сменяясь безымянной печалью. Она ощущалась маленькой, хрупкой. Хотя Роуз была высокой по женским меркам, сейчас ей приходилось запрокидывать голову, чтобы его обнимать. Большую часть его жизни она высилась над ним, могучая, сильная и непогрешимая. Он видел уважение, восхищение, и порой страх в лицах всех, с кем она общалась, но сейчас он увидел её в новом свете. На миг она была просто маленьким, хрупким человеческим существом.
Это озарение поколебало устои его мироздания. Впервые он познал более глубокий экзистенциальный страх, который появляется в каждом человеке, который начинает сталкиваться со взрослой жизнью.
— Прости, Мам, — сказал он ей, жалея, что не может отказаться от этого нового знания. Он не хотел взрослеть. Только не в том случае, если это означает жизнь в мире, где Роуз была смертной, способной ошибаться… уязвимой.
— Что-то не так?
Это был голос Кариссы. Она стояла в дверях, наблюдая за ними обеспокоенным взглядом.
— Иди сюда, — сказала Роуз, раскрыв руки, и приглашая дочь присоединиться к ним. Какое-то время она обнимала обоих своих детей, а потом объяснила Кариссе, что её брат останется в Камероне без них.
* * *
Следующий день был тихим. Мать и сестра были заняты сбором вещей, хотя уезжать Роуз не планировала ещё два дня. Мэттью всё ещё занимался подготовкой — настолько плотно, что Грэм даже не мог найти его, чтобы сказать, что украсть рукоять меча будет легко… если, конечно, его мать не решит взять её с собой.
