— Тебе сейчас ещё больше влетит, если не попросишь прощения! — огрызнулся Грэм, перехватывая посох для ещё одного удара.
Чад встал, и одарил его пугающим взглядом, сперва посмотрев вниз, а затем позволив взгляду пройти снизу вверх, и остановившись, когда достиг глаз Грэма. Охотник был стройным и поджарым, но даже в свои пятнадцать Грэм был одного с ним роста, а уж по весу точно его превосходил.
— А у тебя кишка не тонка, чтоб меня заставить? — спросил охотник.
Кровь Грэма кипела, и он ответил своим посохом, с молниеносной быстротой ткнув одним из его концов вперёд.
Чад поймал удар ладонью, тяжёлая древесина жёстко хлестнула его плоть. Сжав руку, и схватив другой рукой Грэма за воротник, худой охотник завалился назад, и поднял ногу, нанося подростку удар в живот, одновременно с этим потянув его, перекидывая молодого человека через себя, и заставив его шмякнуться спиной о землю.
Оружия Грэм не выпустил, даже пока изгибался, пытаясь перевернуться, и встать на ноги. Егерь обошёл его, держась за другой конец дубового посоха, и заставляя плечо Грэма изогнуться в неудобную сторону. Прежде чем парень сумел выпутаться, Чад оказался позади него, потянув тяжёлую деревяшку вверх обеими руками, пока та не оказалась близка к тому, чтобы придавить молодому лорду трахею.
Грэм сумел ухватить посох обеими руками, не позволяя оружию приблизиться к его горлу, но позиция лесничего была гораздо лучше. Чад давил коленом молодому человеку в спину, подавшись назад, и таща оружие на себя.
— Сдавайся, и лежи тихо, дурень ты этакий, не то зашибу! — пробормотал охотник.
Разъярившись, Грэм отказывался сдаваться, хотя посох уже давил ему на горло. Его лицо покраснело, а руки тянули вниз, сопротивляясь давлению. Посох с громким треском надломился, и Чад упал спиной назад, всё ещё сжимая две половинки.
Грэм подскочил, поворачиваясь, и нацелившись пнуть упавшего позади него мужчину.
Быстро перекатившись, Чад избежал удара, и поймал обеими руками Грэма за щиколотку. Крепко вцепившись, чтобы избежать дальнейших ударов, он ударил ногами, выбивая из-под подростка его оставшуюся ногу. Они долгую минуту боролись на земле, пока охотник не оказаться позади молодого лорда, взяв его голову в захват.
Подбородок Грэма был прижат вниз, и он лишь становился сильнее по мере того, как росла его ярость. Таща запястье охотника одной рукой, он чувствовал, как хватка мужчины начинает слабеть. «Я раздроблю его кости!»
Он замер, когда ощутил прижавшуюся сзади к его шее холодную сталь.
— Советую угомониться, малец! — проскрежетал охотник.
— Ты не посмеешь, — сказал Грэм.
— Не испытывай меня, парень, — ответил Чад, иначе я оставлю тебя в земле хладным трупом. Не дам себя побить какому-то молокососу.
— Если убьёшь меня, тебя повесят, — подал мысль Грэм.
— Нет, коли тела так и не отыщут, а если я почую, что таки найдут, то и духу моего здесь не будет задолго до энтого. Ну, чего, хочешь судьбу испытать?
Грэм долго молчал, прежде чем ответить:
— Ты трус, раз грозишь мне ножом.
— Думаешь, мне не похер? Помнится, ты не единожды, а даже дважды махнул по мне этой твоей чертовой палкой, пока я не вынужден был обороняться, — ответил Чад. — А теперича решай. Мне в земле тебя оставить, али ты утихомиришься, и перестанешь валять дурака?
Сделав глубокий вдох, Грэм попытался расслабиться:
— Ладно, ты победил.
— Ты не передумаешь, когда я тебя выпущу? — спросил Чад, продолжая его держать.
— Ты на самом деле не можешь верить ничему, что я говорю с приставленным к моей шее ножом, — заметил Грэм.
— Ты, значит, говоришь, что слово твоё — пустой звук? — сказал охотник. — Батя бы твой не обрадовался.
— Я под принуждением, — сказал Грэм. — Но, наверное, лесничему вроде тебя и не понять, что такое честь.
Острый край ножа прижался к его загривку, заставив ручеёк крови потечь по его плечу, и вниз, по груди.
— Поберегись, парень, не то ныне время для оскорблений. Всё я понимаю, но нельзя просить выкуп или выпускать под честное слово, если от рыцарей не ждут соблюдения капитуляции.
На миг Грэм сбился с толку. Он не ожидал, что охотнику будут известны более тонкие моменты рыцарства:
— Ты что, собираешься требовать за меня выкуп?
— Не, просто хотел от тебя слова, что драке конец. Это как опустить под честное слово, только ты не будешь в плену, мы просто разойдёмся, и никто не пострадает.
Подросток позволил своим мышцам обмякнуть:
— Ладно, я сдаюсь. Опусти меня, и драка закончится — даю слово.
Лезвие скрылось, и вес исчез с его спины, когда охотник выпустил его, и быстро шагнул назад. Грэм встал, вытирая кровь с шеи.
— Но тебе всё равно следует попросить прощения за неуважение, — объявил он, тщательно поддерживая нейтральный тон голоса.
— Там, откель я родом, мальцов учат уважать старших, — ответил чад. — И не буду я виниться за то, что истину рёк.
— Ты меня оскорбил, — настаивал Грэм.
— Я тебя назвал охламоном из чьего-то помёта. То не оскорбление, малец, а цветастый язык, и главное — правда, — с насмешливой улыбкой проинформировал его Чад.
Грэм заскрипел зубами:
— А если бы я сказал, что ты — пятнистый шлюхин сын?
— Я б сказал, что тебе стоит поучиться брани. А даже и умей ты браниться, я б и ухом не повёл. Мужику следует держать себя в узде. Твой дорогой батя это знал. Он никогда не давал словам подзудить себя на драку — что и тебе стоит усвоить.
Всплеск гнева заставил Грэма шагнуть вперёд. Ему хотелось задушить наглого охотника:
— Не смей впутывать в это моего отца!
Грэйсон отскочил назад, и перекатился, подхватывая лежавший на земле лук. Грэм ощутил щекой движение ветра, и обнаружил, что смотрит прямо на кончик натянутой на луке стрелы:
— Остерегись, малец. Ещё раз пригрозишь мне — и мне придётся искать себе новый дом.
Грэм остановился, и попытался успокоиться:
— Я этого не забуду, злодей. Ты уже дважды угрожал убить меня.
Чад ослабил натяжение лука, и снял стрелу, вернув её в колчан. Он нагнулся, собирая остальную свою экипировку с земли, и пошёл прочь:
— Мне плевать, малец.
Развернувшись, чтобы тоже уйти, Грэм обнаружил стрелу, торчавшую в стволе небольшого деревца, которое было чуть справа от его головы — и его глаза расширились. Он и не заметил первого выстрела, когда охотник только успел поднять лук с земли.
— Оставь себе, малец. Будет тебе урок, — послышался голос лесничего, уже скрывшегося в гуще леса. — Выбей дурь из башки, и мобыть однажды мы поговорим.
