Грэм поблагодарил её, и ушёл, направляясь к парадному залу. Теперь мастерских было две — старая, прежде бывшая кузницей деда Мэттью, и новая, более уединённая, рядом с тайным домом Графа в горах. Мордэкай за последние несколько лет стал работать в новой мастерской рядом с домом, а Мэттью начал пользоваться старой, расположенной во дворе замка. Он утверждал, что это давало ему своё собственное место для работы, но Грэм знал, что причиной скорее было уединение. Отец Мэттью порой был слишком довлеющим, когда речь заходила о безопасности.
Он нашёл своего друга там, сидевшим за столом, и царапавшим что-то в тяжёлом, переплетённым в кожу дневнике. Бросив взгляд на дневник с противоположного конца помещения, Грэм не был удивлён тому, что не смог разобрать написанное. Остроты его зрения было более чем достаточно, но Мэттью был хорошо известен своим плачевным почерком. Это, а также тот факт, что большая часть написанного была на другом языке, перемежавшимся странными символами, не давало ему возможности угадать, что там было написано.
— Эй, — сказал он, объявляя своё присутствие.
Мэттью хмыкнул, признавая прибытие Грэма, но взгляда не поднял. Он продолжал что-то строчить в дневнике.
«Он очень похож на своего отца», — мысленно заметил Грэм уже, наверное, в сотый раз. Он знал своего друга достаточно хорошо, чтобы понять, что тот был посреди чего-то важного, иначе уже отложил бы книгу в сторону. Предоставив Мэттью заканчивать то, чем он там занимался, он лениво прошёл в правую часть помещения, где на длинной полке под окном хранилась коллекция всяких диковинок.
Большая часть объектов представляла собой всякую всячину, которую Мордэкай, а иногда и Мэттью, создал себе на забаву. Грэм взял одну из своих любимых — пару деревянных шариков, которые, не будучи соединёнными физически, тем не менее не могли отрываться друг от друга более чем на полтора фута. Они были тяжёлыми, весом примерно в фунт, если он держал их в разных руках, но как только он отпускал один из них, шарик повисал в воздухе, будто не имея веса.
Грэм поместил их перед собой в воздухе, и начал мягко бить по ним лопаткой. Первый шарик полетел прочь в одном направлении, пока не достиг конца своей невидимой привязи. После чего дёрнул другой шарик за собой, и они начали вращаться вокруг друг друга, дрейфуя с половиной первоначальной скорости. Обойдя их, Грэм сильно ударил по одному из них, заставив его резко улететь в другую сторону, и сдёрнуть парный шарик с его предыдущего пути.
Он развлекался так несколько минут, пока не услышал голос Мэттью:
— Тебе следует оставить их себе. Они всегда были у тебя самыми любимыми. — Вдвоём они часто делились вместе пользовались странными игрушками, которые получал Мэттью.
— Тебе их твой папа дал? — спросил Грэм.
— Не, я их сам сделал. Один из моих первых проектов. Могу сделать ещё, — объяснил его друг.
Грэма охватило сильное искушение.
— Спасибо, но я думаю, что мы оба из этого выросли.
— Ну и иди нахрен, — с полуулыбкой сказал Мэттью. — Я собирался прям щас сделать ещё одну пару. Мне всё ещё нравится возиться со многим из этой рухляди.
— Ладно, я их возьму, — объявил Грэм. — Хотя бы для того, чтобы заставить тебя больше работать. — Он поймал один из шариков рукой, и стал наблюдать, как другой шарик немного покружил вокруг первого, после чего его тоже остановил, и засунул пару в карман своего камзола. — Чего ты хотел? — спросил он.
Лицо Мэттью стало серьёзнее:
— Насчёт вчерашнего…
— Забудь, — сказал Грэм. — Я просто рассердился.
— Ага, я понимаю, но у меня появилась идея… — сказал его друг.
Грэм покосился на Мэтта.
— …насчёт того, что ты вчера сказал… — начал молодой волшебник. Руки Мэттью двигались, пока он говорил, и казалось, что они всегда вот-вот что-то столкнут, хотя до этого так дело и не доходило. — …насчёт того, что ты думал, будто волшебник может что угодно…
Грэм покачал головой:
— Ну, я знаю, что это не совсем правда…
— Дело не в этом, — перебил Мэтт. — Это заставило меня задуматься о тебе… и твоём папе.
— И?
— Ну, Папа всегда говорил, что твой отец был стоиком. Это было своего рода чудом, что он вообще сподобился изначально создать узы с землёй, но ему это каким-то образом удалось. Но задумался я не об этом. Твоя мать была нормальной, так что нельзя сказать наперёд, являешься ли ты стоиком, как твой папа, или у тебя есть какое-то испускание, как у твоей матери.
Как обычно, Мэттью начал разговор с середины того, что скорее всего было длинной цепочкой мыслей. Не помогало и то, что хоть Грэм и вырос среди волшебников, он на самом деле не понимал магию, не говоря уже о том, что такое «испускание». Грэм не потрудился попросить пояснений — он был в этой ситуации уже не в первый раз:
— Полагаю, ты хотел это к чему-то привести, — сказал он вместо этого.
— Нам следует выяснить, являешься ли ты стоиком, и если нет, то сколько у тебя испускания и ёмкости, — продолжил Мэттью.
— Ни черта не понимаю, о чём ты говоришь.
— О том, можешь ты использовать магию или нет, — сказал Мэттью.
— Я же не волшебник, — напомнил Грэм.
Мэттью покачал головой:
— Я не это имею ввиду. Дело не только в этом. Даже среди обычных людей есть много разновидностей. Некоторые, как твой папа, почти полностью мертвы для эйсара, в то время как другие имеют разное испускание и разную ёмкость. Например, Маркус Ланкастер обладал нормальной, низкой ёмкостью, но испускание его было весьма высоким, что сделало его идеальным направляющим для Миллисэнт.
— Ты бы только послушал себя, — прокомментировал Грэм.
— Ты хочешь узнать, каково это, быть волшебником, пусть только лишь на минуту?
Это зацепило внимание Грэма:
— Ты можешь это устроить?
— Возможно, — предложил его друг. — Если ты не являешься стоиком — в основном я хочу это узнать для одного проекта.
— Какого проекта? — с подозрением спросил Грэм. По тому, как Мэттью внезапно отвёл взгляд, он определил, что тот планировал нечто, способное привести к неприятностям.
— Твой меч.
Он странно посмотрел на Мэттью:
— Какой меч?
— Меч твоего папы, — с самодовольным видом ответил Мэтт.
— Который выставляется в Албамарле? — Грэм имел ввиду меч своего отца. Тот меч изначально принадлежал его деду, в честь которого Грэма и назвали, и был одним из первых мечей, зачарованных Мордэкаем. Главное здание Ордена Шипа в столице выставляло этот меч для всеобщего обозрения. Они попросили Леди Роуз подарить им сломанный двуручник, Шип, но она отказалась с ним расставаться, он был ей дорог как память.
— Нет. Шип, который сломан…
