Дэскас несколько раз мощно взмахнул крыльями, и приземлился рядом с ними, когда Керэн объявила:
— Думаю, я примерно знаю, где мы находимся.
— Где?
— Это — Англия, южная её часть, — сказала она, будто эти слова имели для него какой-то смысл.
— Ты знаешь эту местность? — спросил он.
— Нет, на самом деле — нет. Я из Колорадо, — призналась она, а затем указала в строну, где начинало садиться солнце: — Это в нескольких тысячах миль в ту сторону. Мы сейчас очень далеко от места, где ты меня встретил.
Ему стало сложно уследить за её языком, поэтому он переключился на прямую связь, разум-к-разуму:
— «Ты знаешь, где мы?»
— «В тысячах миль к востоку от места, где мы начали», — объяснила она.
— «Тогда откуда ты знаешь это место?»
Это был хороший вопрос. В Англии она никогда не была, но в детстве она любила легенды о Артуре, в противном случае имя Тинтаджел ни о чём бы ей не сказало.
— «У этого места славная история», — сказала она ему, упрощая. — «Я никогда здесь не была, но у меня есть тётя, которая живёт в Ипсуиче».
— «Насколько это далеко?»
Керэн не была уверена, но могла догадаться:
— «В нескольких сотнях миль к востоку, и немного к северу отсюда».
Верхом на драконе такая дорога заняла бы несколько часов.
— «Ты с ней в хороших отношениях? Она нам поможет?»
— «Уверена, что поможет», — ответила Керэн. Её Тётя Роберта всегда была в её детстве энергичной фигурой, хотя они встречались лишь дважды. Она всё ещё помнила странные сладости, которые сестра её отца приводила с собой при каждом своём визите.
— Тогда полетели, — сказал Мэттью.
— Постой, — сказала Керэн. — Тут где-то должен быть туристический центр. Мы можем воспользоваться сотовой станцией, чтобы позвонить ей отсюда. — После этого она была вынуждена объясниться мысленно, а потом её друг с готовностью согласился.
Они осторожно обыскали местность, исследуя старые каменные здания и ещё несколько современных строений, прежде чем нашли выставочный зал. Однако людей нигде не было, и Мэттью не мог не удивиться их отсутствию.
— «Так много зданий и дорог — а люди-то где?» — наконец спросил он.
Керэн тихо засмеялась:
— «Англия теперь почти пустая. Немного людей живёт в Ипсуиче, и к северу от Эдинбурга, но большая часть страны сейчас является дикой местностью. Возвратители разобрали всё кроме важных исторических мест, вроде этого».
— «Возвратители?»
— «Гигантские машины, которые перерабатывают материалы», — объяснила она. — «Они убирают старые дороги и здания, в которых больше нет нужды. Поскольку органиков осталось очень мало, было решено восстановить большую часть мира к естественному состоянию. Остались только те места, где ещё живут люди — и исторические памятники, вроде этого места».
Мысль о том, чтобы убирать дороги, казалась Мэттью бессмыслицей. Дороги были фундаментальной чертой цивилизации, основой любой нации. В Лосайоне хорошие дороги были редким и драгоценным ресурсом. Мировая дорога его отца многое сделало для снижения остроты этой проблемы, но всё ещё подчёркивала тот факт, что дороги были жизненно важными.
— Они уничтожают дороги? — возмутился он.
— «Мы уже не нуждаемся в большей их части», — отозвалась она. — «Людей теперь не так уж много, а те, кто остался, никуда не ездят. Да и любые товары, которые нужно перевезти, перемещают теперь по воздуху. Большая часть мира сейчас похожа на парк, или на заповедник».
Он всё ещё изумлялся этой мысли, когда они нашли туристический центр.
Тот представлял из себя серое каменное здание, сделанное из того же материала, из чего строилось всё в этой местности. В некоторых отношениях оно было похоже на здания, к которые Мэттью привык видеть в Замке Камерон — двери были из потемневшего дуба, с чугунными, длинными петлями. Наиболее заметной разницей была странная будка, стоявшая рядом со входом — красная, прямоугольная, достаточно высокая, чтобы в неё мог войти человек, и со вставленными в металлическую раму стеклянными панелями сверху донизу.
Керэн открыла узкую дверь, и шагнула внутрь, а Мэттью за ней наблюдал. Она коснулась боковой панели, и та засветилась.
— Что это? — спросил он её.
— Старый терминал видеофона… — начала она, но выражение его лица говорило о непонимании, поэтому она переключилась на телепатическое общение: — «Терминал видеофона — такие будки когда-то содержали телефоны, но позже их заменили сетевыми терминалами. Внешний вид — в основном ради британской ностальгии. Когда все начали получать имплантаты, будки делать перестали, но их всё ещё поддерживают в активном состоянии в некоторых общественных местах… вроде этого».
Мэттью уловил, что эти штуки были какого-то рода системой общения, что-то вроде созданных его отцом зачарованных шкатулок для писем, но концепции, приходившие из её разума, были полны сбивающих с толку подробностей. Он снова попытался использовать свой постепенно улучшавшийся английский:
— С кем эта штука связывается?
Она улыбнулась:
— С кем угодно. Смотри. — Встав лицом к экрану, она произнесла: — Терминал, связь, пожалуйста.
Экран мигнул, и по нему снизу вверх пробежала серия странных символов. Мэттью был слегка ошарашен, когда из ящика донёсся голос:
— Позитивная идентификация, пользователь Керэн Миллер, доступ к сети разрешён.
— Голосовой вызов Робе́рте Плант в Ипсуиче, пожалуйста.
Машина снова заговорила:
— Вас дожидается пять приоритетных сообщений. Желаете посмотреть их первыми?
Керэн немного пожевала губу, прежде чем ответить:
— Пожалуйста, покажи, в хронологическом порядке.
На экране появилось мужское лицо — с чёрными волосами и густыми бровями. Мэттью почти поверил, что открылся портал, но когда он отодвинулся в сторону, то увидел, что сбоку картинка выглядела плоской. Это была какого-то рода магическая визуализация, а не прямая пространственная связь.
— Керэн! Это твой отец. Ты не связывалась уже два дня, и журнал твоего перта показывает, что он с тобой всё это время не встречался. Ты в порядке? Пожалуйста, позвони мне сразу же, как только получишь это сообщение. — Лицо исчезло, и экран на миг потемнел.
Он не понял всё, что было сказано, но одно было совершенно ясным:
— Ты же вроде сказала, что твой отец умер, — сказал Мэттью.
Она бросила на него взгляд:
— Это на самом деле не мой Папа. Это — симулякр, общискин, хранящий в себе множество его воспоминаний и близкую аппроксимацию его личности.
