— Спиртной напиток из Гододдина, — ответила она. — По-моему, Николас говорил, что это называется «джин». Его делают из ягод можжевельника. Я к нему весьма пристрастилась. — Вытащив пробку, она налила себе в стакан. Она сделала глоток, и её лицо сморщилось.
Столь небрежно упомянутый ею «Николас» был монархом Гододдина, соседней с Лосайоном страны.
— Тебе вообще можно это пить? — открыто удивился я.
— А почему только тебе можно веселиться? — поддела Ариадна. Поглядев на моё лицо, она добавила: — Не волнуйся. Я почти никогда не пью. Не с кем пить, когда ты — королева. Это — особый случай. — Давясь, она сделала второй глоток.
— Ты так себя доведёшь, — предостерёг я. — Большинство людей смешивают такие вещи с другими напитками, вроде фруктовых соков или вина.
Закончив глотать воздух, она ответила:
— Чепуха, Николас сказал мне, что этот напиток изобрели в качестве лекарства.
«Лекарства от трезвости», — подумал я про себя. Следующие мои слова удивили даже меня самого:
— Прости меня.
Брови Королевы поползли вверх, а затем она заставила себя сделать ещё один глоток. После неминуемо последовавшего за этим кашля она спросила:
— За что?
— Я то, что меня не было рядом, — просто сказал я.
Её щёки налились румянцем, хотя были тому причиной мои извинения, или выпивка, я точно сказать не мог. Она долгий миг смотрела на меня, прежде чем ответить:
— Не надо. Нам весело. Это твой первый личный визит… вообще первый. Не порть его.
— Именно поэтому я и прошу прощения, — объяснил я. — Когда я пришёл, целую вечность тому назад, на поминальную службу, ты сказала мне о том, в какой изоляции ты находилась. Но я был слишком зол, чтобы слушать. Но злился я не на тебя. Я злился на Лосайон, на народ, но поскольку ты была королевой, наказание в итоге пало на тебя. Я тебя бросил. Вот, за что я прошу прощения.
Ариадна хмуро глянула на меня, затем встала, и осушила свой бокал. На этот раз она не закашлялась. Она с громким стуком поставила стакан на столик.
— Я больше не маленькая девочка, Морт. Я больше не младшая сестрёнка Маркуса, хвостом таскающаяся за вами по замку. Я — королева, и я вполне способна о себе позаботиться, так что оставь свою жалость при себе. За эти годы я неплохо справилась сама, без твоей помощи.
Разволновавшись, она отнесла графин обратно в буфет, затем снова взяла, и вернулась к своему креслу, чтобы заново наполнить свой бокал.
— Я что, должна печалиться о всех этих пустых годах, когда мне к кому было обратиться за советом? Вот уж нет! — Она сделала очередной большой глоток из своего бокала.
Её слова заставили меня дёрнуться. Королевой она стала в тот же день, когда потеряла родителей, однако она никогда не жаловалась. А как иначе? Жаловаться-то было некому. Её младший брат, Роланд, остался в Ланкастере, родителей не стало, а я обращался с ней так, будто она была чумная.
Но она вышла замуж. За видного молодого дворянина из Гододдина, его звали Ли́манд. Когда до меня дошли вести об этом, я испытал в некотором роде облегчение, поскольку это смягчило моё чувство вины за то, как я её избегал. Однако детей у них не было, а ей уже было далеко за тридцать. Я всё гадал, следует ли мне упоминать её мужа.
Глаза Ариадны сузились, будто она прочла мои мысли:
— И даже не упоминай моего мужа.
Я поднял ладони:
— Слышал, что он — приятный малый.
Она снова упала в своё мягкое кресло:
— А ты знаешь, почему я вышла за него?
Тут я точно заплыл в опасные воды — наверное, почти такие же опасные, как разговоры с Пенни, начинавшиеся с простого «нам надо поговорить». Силясь найти ответ, я смог выдать лишь:
— Он красивый?
Она опустошила свой бокал, и снова поставила его:
— Он — никчёмный павлин. Я вышла за него потому, что он — не из Лосайона.
Двадцать лет назад я бы не понял, но с тех пор я успел достаточно погрузиться в политику, чтобы уловить смысл её слов. Она была первой правящей королевой в Лосайоне. Выбери она дворянина из своей собственной страны, вопрос о том, следует ли ему быть королём, мог бы стать серьёзной проблемой. Однако никто из дворян Лосайона не желал, чтобы ими правил иностранец, поэтому Лиманда сделали «принцем-консортом».
Сестрёнка моего друга была хитра. Она ловко обогнула самое опасное препятствие её суверенной власти. Я впечатлился:
— Я об этом и не догадывался, — сказал я ей, — но это — гениально.
— Спасибо, — сказала она, слегка склонив голову, и махнув ладонью, будто принимая аплодисменты. — Однако брак всё равно ужасный. Я его терпеть не могу. Вот, почему я большую часть года держу его подальше от себя.
Принц Лиманд стал хорошо известен как заядлый охотник, и проводил большую часть своего времени вдали от столицы, но я всегда думал, что это было его собственным выбором.
— Так вот, почему нет… потомства? — спросил я, имея ввиду тот факт, что она не родила наследника.
Теперь дёрнулась уже она. Это был тот единственный вопрос, который ни за что не осмелился бы задать ни один дворянин в Лосайоне, но он был у всех на уме. Королеве было под сорок, и вопрос о наследовании престола начал приобретать остроту.
— Нет, — наконец призналась она. — Свой супружеский долг я исполнила, но безрезультатно. — Затем она произнесла слова, которые ни за что не сказала бы прилюдно: — Я бесплодна.
Подавшись вперёд, я подал мысль:
— Ты уверена, что дело в тебе? Может, это Лиманд.
Ариадна хихикнула чрезвычайно неподобающим для королевы образом:
— Во мне. За эти годы я закрутила несколько интрижек.
Я был воистину в шоке:
— Просто ради того, чтобы проверить эту теорию?
Она взглянула на меня печальными глазами поверх своих безжизненных губ:
— Потому что мне было одиноко, но — да, и для этого тоже, полагаю.
У меня в голове пронеслась дюжина разных мыслей, но до языка первой добралась эта:
— А Лиманд, он знает, или…?
Она кивнула:
— Вероятно — да, хотя это и не важно. Мы уже не один год порознь, а когда были вместе, то в основном лишь из чувства долга. У себя в охотничьем домике он сам заботится о своих нуждах.
Я просто немного посидел на месте, чувствуя себя ошарашенным и… грустным. Мой брак и близко не стоял с её собственным. Дела у нас с Пенни не шли идеально, но мы были партнёрами, друзьями и, да, любили друг друга, несмотря на все сложности воспитания детей и управления небольшим кусочком королевства. Глядя на Ариадну, я видел зрелого, держащего себя в руках, дисциплинированного и могущественного монарха — но у себя в голове я по-прежнему видел девочку, которая бегала за нами по Замку Ланкастер. В те времена она была ветреной и живой, и я почему-то всегда полагал, что жизнь у неё сложится более счастливая.
