— Ты ждал слишком долго, — печально сказала она. — Теперь уже слишком поздно.
Я попытался ответить, но мой голос отказывался работать. «Я не виноват. Это всё муравьи — они повсюду!»
А потом мои глаза застлала тьма.
* * *
Меня раздражал тусклый свет. Когда я пытался на него смотреть, он гас, но как только я поворачивал голову, он снова появлялся, не давая мне покоя. Я что-то забыл — мне нужно было что-то сделать.
Пенни появилась в поле моего зрения. Она сидела у кровати, поджав ноги. Её голова повернулась, и на миг свет свечей отразился в её глазах, поэтому я знал, что она не спала. Но больше всего меня волновали тени, двигавшиеся позади неё. Они были длинными и искажёнными, но я видел ножи у них в руках.
Пытаясь её предупредить, я раскрыл рот, но всё, что я говорил, было недостаточным. Она не могла видеть тени.
Дверь открылась, и комнату озарил свет — от него мои глаза запылали, а покрывавшие меня муравьи поспешно стали искать укрытие. Возможно, я закричал, но ничего не услышал. Прошла вечность, пламя погасло, и я увидел моих детей, стоявших у стены. Нет, их было слишком много. И некоторые из них не были моими.
«Почему здесь Грэм, и Алисса?»
Они глядели на меня пустыми глазами, и тогда-то я и осознал, что они были мертвы. Я в отчаянии шарил взглядом по их лицам — Айрин, Карисса, Коналл, Грэм, Алисса… все были мертвы. Даже Роуз присутствовала, но Мэттью и Мойры среди них не было. «Возможно, они спаслись…»
Я глядел на их мёртвые тела, безжизненно привалившиеся к стенам и углам комнаты, а когда моё сердце больше не могло вынести, я расплакался. Некоторые из тел пришли в движение, отринув вечный покой. Они превратились в шиггрэс. Я силился встать с кровати, но какой-то демон давил на меня, заставляя улечься обратно на матрац.
У демона было лицо Сайхана, но отсутствовала его мягкость. Его руки были подобны пылающим головням, обжигавшим меня при любом касании, однако у меня не было сил спастись от них, поэтому я расслабился, игнорируя боль.
Моя рука нашла что-то под покрывалом, что-то холодное и твёрдое. Вытащив этот предмет, я увидел в своих пальцах стеклянный флакон. Находившаяся внутри жидкость сияла золотом в свете свечей. В моей груди расцвела надежда. Снова усевшись, я позвал Пенни, но на мой крик откликнулся демон, и в этот раз ему помогал какой-то здоровяк, носивший лицо Грэма, будто содрав кожу с его лица.
Они заставили меня лечь, но я крепко сжимал флакон, моё спасение. Затем они исчезли — их тьма исчезла под излучаемым Пенелопой светом. Зло не могло вынести её взгляда, или оставаться в её присутствии.
— Что такое, Морт? — спросила она — её лицо висело надо мной, вне досягаемости. Её глаза были влажными, а щёки покраснели. «Они что, причиняли ей боль?»
Протянув флакон, я попытался объяснить:
— Я нашёл его, Пенни. Помоги мне его выпить. Оно волшебное. Оно может нас спасти, ещё есть надежда!
Она улыбнулась, и солнечный свет пробился через окно, залив нас обоих.
— Конечно же, — прошептала она. Вложив флакон обратно мне в руку, она помогла поднести его к моим губам, и мне в горло потекло что-то прохладное — состоявший из жидкого льда огонь. Моя магия поднялась внутри меня волной, и я поднял руку к потолку, снова обретя силы. Пробив дыру в крыше, я взял Пенни за руку, и мы воспарили.
В небесах открылась дверь, и я увидев впереди Мойру, преграждавшую нам путь к свободе — только это была не она. Снаружи она была похожа, но внутри я видел чудовище, пожравшую её изнутри змею. Она улыбнулась, обнажив клыки, окидывая меня плотоядным змеиным взглядом.
— «Отец, ты меня слышишь?» — Это было её голос, но теперь я видел, что их было двое.
— «Пусти меня!» — приказал я, ибо на мне были оковы, тянувшие меня вниз, приковывавшие меня к кровати. Позади меня стоял Мэттью, скрытый под чёрной мантией, а справа стояла Линаралла. Две Мойры были слева, а Коналл и Айрин были в изножье кровати. Все они были в мантиях, и тут я осознал, что они собирались принести меня в жертву.
Я должен был умереть так же, как следовало умереть Тириону — от рук своих собственных детей. Линаралла склонилась надо мной, её серебряные волосы упали мне на грудь, почти скрывая серебряный кинжал в её руках. Он отбрасывал блики, когда она занесла руки для удара.
Клинок замер, пока она произносила на эроллис: «Чтобы Иллэниэлы жили, ты должен умереть». Затем она вонзила его мне в грудь, и по моим венам и сердцу прокатилась агония.
Не в силах даже кричать, я глядел в глаза моих кровожадных отпрысков, пока мир угасал вокруг меня — моя жизнь вытекала у меня из груди рекой, которую они поглощали подобно диким зверям.
В отличие от обычного убийства, это затянулось на века — моё сердце каким-то образом продолжало биться вопреки торчавшему у меня из груди кинжалу, пока я сам медленно и безмолвно умирал. Несмотря на их предательство, я простил их, и по мере того, как моя жизнь утекала прочь, я произнёс свои последние слова: «Я люблю вас». К счастью, вскоре после этого меня нашло небытие, милостивые объятия смерти.
Глава 13
Посмертие оказалось гораздо приятнее, чем я ожидал. Какое-то время я плыл на белом облаке, и листья опадали с деревьев подобно дождю. Тёплое солнце и холодный ветер соперничали за внимание моей кожи. Я глядел на окружавший меня пейзаж, не в силах осознать раскинувшуюся передо мной красоту.
Передо мной шёл молодой человек — мой сын, Коналл. Я не был уверен до конца, пока он не повернул голову, оглянувшись на меня. Затем он заговорил, но послышавшийся голос принадлежал Чаду Грэйсону:
— И как долго ты будешь слюни пускать? Выглядишь как ёбаный идиот.
Я нахмурился. Губы Коналла не двигались. Что-то было неправильно. Он что, общался напрямую с моим разумом? Поддавшись порыву, я запрокинул голову. Поле моего зрения наполнило небо — серо-синий шедевр, полный подгоняемых ветром облаков. В центре его было лицо Чада, глядевшее на меня в ответ.
— Ага, это облака, мудила ты этакий, — сказал он мне.
Тут вставил слово Коналл:
— Мне очень хотелось бы, чтобы ты не говорил ему такие слова.
Чад отмахнулся от него:
— Да он всё равно не знает, что именно я говорю. Мы поймём, что он точно проснулся, когда он взбеленится.
Я засмеялся.
— Видишь? Он вообще не в курсе. По-прежнему идиот, — сказал Чад.
Я ехал не на облаке, а на каком-то паланкине. На самом деле, это скорее была мягкая кровать на двух перекладинах, и эти двое меня несли, хотя к этому моменту уже успели остановиться. Мы были на лугу, который располагался ниже по склону горы от моего дома. Я всё ещё чувствовал себя странно, но разум мой работал как надо. Очевидно, я не был мёртв.
Снова поглядев на Чада, я сказал:
