«А готов ли я рискнуть собственной дочерью?». Я был лишь одним человеком, но в моём распоряжении были невероятные ресурсы, если бы я осмелился их использовать. На самом деле всё сходилось к тому, что было для меня важнее — безопасность мира, или моей семьи. Моим первым инстинктом было обезопасить семью, и попытаться сделать всё самому, но шло ли это на самом деле им на пользу? Мои старшие дети уже выросли, но если я не позволю им покинуть безопасность дома, то они никогда не станут истинными взрослыми.
Честно говоря, то же самое было справедливо для Королевы и нации Лосайона. Мои прошлые действия были основаны на предположении о том, что защитить их смогу лишь я. А надо было дать им информацию и силу, чтобы они могли защищаться сами. Предыдущей моей попыткой это сделать было создание Рыцарей Камня, но теперь их не стало.
Из этого ордена выжило лишь несколько человек — Сайхан, Харолд, Иган, Уильям и Томас, — и ни у кого из них больше не было уз земли. С течением лет узы становились слишком опасными, постепенно превращая связанных ими людей в големов из земли и камня. Я разорвал их узы, когда у них начали появляться признаки изменений.
Нужно было их вернуть. Я не был готов связать ещё кого-то узами земли, но созданные мною драконы были для этого идеальным решением. Я просто был лишком осторожен в их использовании, раздав их лишь нескольким членам семьи и Королеве.
— Это придётся изменить, — пробормотал я.
Придя к решению, я стал падать вниз, стремясь к земле, и замедлившись лишь перед тем, как приблизился к порогу дома. Коналл стоял там, и открыл мне дверь.
— Жаль, что ты не можешь меня этому научить, — сказал он.
— Это слишком…
— Опасно. Знаю. Ты каждый раз так говоришь, — проворчал он. — Но ты же научился.
Я нахмурился:
— Не думаю, что ты хочешь проходить через то, через что прошёл я, чтобы этому научиться. Рано или поздно каждый, кто пытался летать таким способом, убивался — обычно раньше, чем позже.
— Но ты же постоянно летаешь, — напомнил мне Коналл, заходя внутрь впереди меня. — Элэйн и Элиз проводили осмотр пленника. Они хотят, чтобы ты его увидел.
Я последовало за младшим сыном, обдумывая его слова. Мои навыки полёта были таковы, что я вряд ли смог бы убиться, разве что потерял бы сознание в воздухе — но события этого дня заставили меня задуматься. А я мог вообще умереть? Мне только недавно прострелили сердце — а я никуда не делся, и размышляю об этом. Была ли моя внутренняя трансформация возможной лишь потому, что я уже начинал слушать землю, когда меня убили? Возможно, благодаря этому мне было легче коснуться пустоты.
А что если бы меня убили, когда я был без сознания? Что если бы мне отрубили голову, пока я был без сознания? Я был весьма уверен, что всё это было фатальным — но теперь уже не мог знать наверняка. Возможно, от превращения в чудовище меня отделяло лишь биение моего сердца.
Когда я в прошлый раз был пленён в виде шиггрэс, решения все принимала моя искусственная копия, а я был заточён как наблюдатель внутри обеспечивавшего бессмертие заклинательного плетения Ши'Хар. Сейчас это уже было не так. В этот раз черту переступил именно я, и вернуться было нелегко. Если это случится снова, то я не был уверен, что захочу вернуться. Настолько хорошее было ощущение.
Это было сродни опьянению. Меня больше ничего не сдерживало, позволяя свободно потакать своим более тёмным порывам. Боль ушла в прошлое, а убийство ощущалось нейтральным, приятным. Даже сейчас пустота была лишь на расстоянии удара сердца, дожидаясь, пока я не послушаю её, дав ей силу и воплощение.
Пример Гарэса Гэйлина был мне предостережением. Архимаг мог легко потерять контроль, отдаться порывам и желанием того, чем становился. В его случае, он стал драконом, и, перебил всех врагов, повернул свои когти и клыки против друзей и союзников. Ему потребовалась тысяча лет, чтобы вернуть себе человечность.
Я стоял на пороге чего-то гораздо худшего.
Шедший впереди Коналл остановился:
— Они внутри.
Мы находились у каменного строения во дворе замка, рядом с казармами. Изначально это была маленькая кладовая, но теперь её переделали в тюремную камеру. Во время предыдущей войны я испытывал недостаток в темнице, но после возвращения мира так и не удосужился её построить. В редких случаях, когда мне нужно было кого-то посадить, я обычно заимствовал тюремные камеры Ланкастера.
Стражник открыл дверь, а внутри было ещё двое, плюс Элэйн Прэйсиан и Элиз Торнбер. Их «пациент» лежал на маленькой койке. Он всё ещё был без сознания, но руки и ноги его в качестве предосторожности были прикованы цепями к железному кольцу в стене.
— Что мы узнали? — спросил я их.
Как обычно, Элиз не стала выбирать выражения:
— Думаю, он — человека.
— У него две руки и ноги, два глаза, и всё такое, — отозвался я, — но помимо этого он кажется слишком иным.
Элэйн вставила слово:
— У него такие же внутренние органы, как и у нас.
— У медведей — тоже, — парировал я.
— Дело не только в этом, — язвительно сказала Элиз. — Я заставила Элэйн тщательно его осмотреть, сравнивая внутреннее строение его тела с моим в качестве образца. Хотя он отличается ростом и пропорциями, всё остальное слишком похожее. Даже волосы на теле растут в тех же местах.
— Волосы? — пробормотал я.
Элиз подняла бровь:
— Хочешь, я его раздену, и покажу?
Я твёрдо зыркнул на неё:
— В этом нет необходимости. Так ты говоришь, что он уродец, вроде карлика?
— Он не деформирован, — сказала Элиз. — И на поле осталось ещё семьсот тел, выглядящих точно так же. Думаю, он из какой-то расы людей, которую мы никогда прежде не встречали.
— И они просто объявились у нас на пороге, готовые к войне? — пробормотал я. — Бессмыслица какая-то. Возможно, мы узнаем побольше, когда он очнётся.
Я ушёл, и обнаружил, что снаружи меня ждали Пенни и Мойра.
Пенни коротко улыбнулась:
— Узнал что-нибудь? — Выражение её лица было нормальным, доверчивым, но взгляд Мойры пристально меня изучал. Я чувствовал их настороженность. Она наверное всё ещё гадала, не опасен ли я — и я не мог ей винить. Я думал о том же самом.
— Элиз считает, что он — человек, но помимо факта их очень сильного сходства с нами мы почти ничего не знаем, — сказал я ей. Затем добавил: — Я бы хотел, чтобы Мойра порылась в его разуме, когда он очнётся.
Пенни посмотрела на меня, потом на дочь, и в чертах её лица проступила забота:
— А это для неё не опасно? — Хотя она и не понимала конкретику того, что Мойра сотворила в Данбаре, она знала, что дочь наша попала в переплёт именно потому, что копалась в чужих головах.
