Только я когда-либо слышал голос пустоты, и я всё ещё слышал его. Он шептал мне во тьме ночной. Он преследовал меня в снах. Он взывал ко мне с губ престарелых и умирающих. Порой я даже чувствовал его в маленьких детях.
Лучше всего было дома, с моей семьёй. Я мог забыть, находясь посреди хаоса моих детей, или когда Пенни улыбалась, среди смеха и запаха обеда — в эти моменты я снова ощущал себя целым.
Вытряхнув из головы эти тёмные мысли, я продолжил идти, и вскоре впереди по левую руку показались ворота в Хэйлэм. Активировать их было несложно. Мировая Дорога была построена с двадцатью тремя воротами. Мне нужно было лишь построить другую сторону, и связать ей с этой. Больше времени уходило на завершение мер безопасности со стороны Данбара.
Чтобы унять страхи наций и городов, принявших ворота, вход имел укрепления с обоих сторон. Это позволяло каждому городу перекрыть свою сторону, если у них возникала такая нужда. Каждые ворота выходили в шлюзовое помещение, хотя, если честно, некоторые из них вполне тянули на крепости.
Я вышел под яркий солнечный свет, бросив свою иллюзию, и прищурившись, чтобы защитить глаза, покидая более скромное освещение Мировой Дороги. Повсюду вокруг меня сновали рабочие. Большинство из них были каменотёсами, но там также присутствовали плотники и кузнецы. Не говоря уже о множестве подмастерий и чернорабочих.
В отсутствии иллюзии моя одежда из чёрной кожи предстала во всей своей красе. Этот костюм я сделал, когда предстал перед судом за мои преступления после войны с шиггрэс и богами, тёмными и сияющими. Кожа была мягкой и эластичной, с тиснёными защитными рунами, но устрашающей её делали крой и цвета — чёрный и красный, ни капли малинового и золотого цветов Дома Камерон. Куртка имела агрессивный крой с красной каймой, которая должна была напоминать зрителям о свежей крови.
Если люди хотели звать меня Кровавым Лордом, то я был твёрдо намерен выглядеть соответствующим образом.
Дома или в Уошбруке я этот костюм никогда не носил. Мои люди продолжали меня любить, по большей части, но для остального мира этот наряд был символов, говорившим «Иди к чёрту».
Поскольку я был дружелюбным человеком, большую часть моей жизни люди меня недооценивали. Теперь моя репутация сделала это маловероятным, но порой моя улыбка и лёгкая речь заставляли их забыть. А одежда напоминала.
Поскольку время было мирным, и я больше не был преступником, Пенни в целом не одобряла мой выбор одежды.
Но я всё равно её носил. Я уже упоминал о том, что я упрям?
Ангус МакЭлрой заметил меня, и подошёл. Он был моим человеком, мастером-каменщиком по профессии. Со мной он был давно, и теперь жил в Уошбруке. Короче, он меня не боялся, в отличие большинства окружавших меня людей.
— Милорд, — сказал он, почти небрежно кивая. — Вижу, вы снова нарядились во всё лучшее.
Он руководил строительством, и его подчинённые наблюдали за ним, гадая, будет ли он наказан за фамильярность. Я принялся смотреть на них, пока они не заметили это, и не отвели взгляды, боясь смотреть мне в глаза.
Мы отошли немного в сторону, и он одарил меня раздосадованным взглядом:
— Обязательно каждый раз так делать?
— Как делать?
— Пугать их. Они сегодня вечером будут рассказывать друг другу страшилки, — ответил он.
Размышления о прошлом оставили во мне чувство сварливости, и у меня в голове пронеслось много мыслей. Я сверг тирана, сделал хорошего человека королём, победил армию мёртвых, сражался со всеми известными богами, и помог вернуть к жизни мёртвую расу. После всего этого мир повернулся ко мне спиной. Точнее, он повернул меня к себе спиной, и оставил у меня на плечах ряд кровавых рубцов. Я до сих пор носил эти шрамы, чтобы не забывать.
Будь моя воля, Графство Камерон стало бы изолированной нацией, и весь мир мог бы катиться к чёрту, но меня постоянно тянуло обратно.
Конечно, Данбар тут был совершенно ни при чём. Да и, если честно, никто не был. Но я был раздражён, и не в настроении для здравого рассуждения:
— История представила меня дьяволом, Ангус, я лишь изо всех сил стараюсь соответствовать своей роли.
Он вздохнул.
— Как продвигаются работы? — спросил я.
— Гораздо проще, чем та дамба, которую ты и твой Папа поручили мне строить, — сказал он, посмеиваясь.
Очередное плохое воспоминание, хотя Ангус, наверное, думал, что оно меня рассмешит. Мой отец был мёртв, и хотя воспоминания о нём больше не вызывали боли, то, что я сделал с той дамбой, стало ещё одним пятном на моей душе. С её помощью я утопил армию численностью в тридцать тысяч.
Люди вроде Ангуса имели на это иную точку зрения. Для них это было геройством, но, с другой стороны, это не у них на руках осталась кровь целого поколения. Я всё равно слегка улыбнулся. Рассказывать ему всё это было бесполезно. Ангус был приличным человеком, и отлично работал, как и всегда.
— Тебе что-нибудь нужно? — спросил я его, переходя к сути.
— Ну…
Конечно же, ему было что-то нужно. Такова была природа любых масштабных проектов. Я доверял Ангусу работать на совесть, и без лишних трат времени или материалов. Он доверял мне обеспечивать его всем необходимым для работы.
Пока он говорил, я делал мысленные заметки. Бумага мне была не нужна — моя необычная идеальная память ничего не упускала. Позже я пошлю приказы в Албамарл, чтобы необходимые вещи подвезли ему по Мировой Дороге. Она теперь многое упрощала.
Ангус выглядел совсем не как мой отец, но что-то в его внешности напоминало мне о нём. Что-то в каждом встречаемом мною ремесленнике как-то напоминало мне об отце. Прагматизм, точное мышление, деловой подход — все эти столь важные качества Ройса Элдриджа до некоторой степени присутствовали почти в каждом человеке, который зарабатывал на жизнь своими руками. Как обычно, я пожалел, что был в этом не слишком на него похож.
День рождения моего отце был лишь шесть дней тому назад, и что-то на задворках моего разума теребило меня на этот счёт. Мне следовало что-то вспомнить.
Это было проблемой с любой памятью — как идеальной, так и обычной. Я мог вспомнить что угодно, как только знал, что именно хотел вспомнить — но порой даже не знаешь, какие воспоминания ищешь.
Я оттолкнул эту мысль. Что бы это ни было, позже оно ко мне придёт. Вероятно, пока я буду ходить по нужде. Именно в такие моменты в моей голове и появлялись самые важные мысли.
Ангус всё ещё говорил. Я снова вернул ему своё внимание. Он ждал ответа. Я мысленно прокрутил всё, что он сказал, поскольку слушал невнимательно. Его последним вопросом было:
— Что-то не так? Ты кажешься отвлечённым.
Кивая, я ответил:
— Я просто думал о том, что, возможно, переел за завтраком.
Он осклабился:
— Уборные — вон там, если надо. — Он указал в сторону наскоро сколоченных деревянных домиков, служивших этой цели.
