Отказываясь пугаться, он позвал, крича настолько сильно, насколько мог. Дэвид Эйрдэйл имел объёмные лёгкие, и хотя в этот момент его голос был слабее обычного, он всё ещё был довольно громким. Все обитатели дома должны были вскоре объявиться.
Но не объявились. Когда его голос стих, в коридорах царила зловещая тишина. Старуха вернулась на место рядом с его кроватью, и вытащила вторую пару перчаток. Эти более облегающие перчатки из оленьей кожи в большей степени подходили для леди, чем для этой женщины.
Тут он её узнал. Это была его новая прачка, которую наняли лишь неделю тому назад.
— Я тебя знаю! — воскликнул он. — Где ты украла эти перчатки?
Старуха снова улыбнулась, затем подняла руку, любуясь хорошо выделанной кожей:
— О, они у меня хранятся уже много лет. Их для меня заказал мой покойный муж. Я обычно не надела бы их для чего-то подобного, но сейчас ношу их в качестве предосторожности.
Что-то в её поведении, отсутствие у неё страха или уважения, и, почему-то, её перчатки — всё это заставило сердце Графа Эйрдэйла содрогнуться от страха.
— Кто ты? Чего ты хочешь? — Он снова попытался подняться, но женщина придавила его обратно к кровати на полпути. Он чувствовал себя слабым как котёнок.
— Старая подруга твоего отца, — таинственно ответила она. — Он какое-то время был моим клиентом, хотя сомневаюсь, что он меня упоминал. Немногие мужчины хвалятся перед сыновьями о своих походах по шлюхам.
— Мой отец мёртв, — возразил Дэвид, и его не заинтересовала бы старая карга, будь он жив.
Старуха захохотала:
— О, я в те годы была гораздо моложе. Это было за десятки лет до того, как Королева решила укоротить жизнь твоему покойному отцу.
Отца Дэвида Эйрдэйла казнили за измену Королю Джеймсу, и он не любил, когда ему об этом напоминали.
— Не знаю, что за игру ты затеяла, ведьма, но твоя дерзость лишь усугубит наказание.
Женщина потянулась, и подняла левую руку Эйрдэйла своей собственной, после чего пристально осмотрела на свету. Он удивился, увидев лёгкую дрожь.
— Осталось уже недолго, — заметила она. — Зелье уже начало работать.
— Ты меня отравила? — выпалил он, и покосился на жену. — А Марсэлла?
Карга пренебрежительно махнула на Марсэллу рукой:
— Она просто крепко спит. Утром она очнётся в добром здравии, в отличие от тебя.
Дэвид Эйрдэйл снова сел, и в этот раз она его не остановила. Накренившись вперёд, он вывалился из кровати, и упал на колени.
— Тебя за это вздёрнут, — горько произнёс он. — Давай противоядие. Заплачу всё, что пожелаешь.
— Пожалуйста, зови меня Элиз, — сказала женщина. — Поскольку я — старая знакомая твоего отца, то нам следует обращаться друг к другу по имени.
Снова уставившись на неё, он рассмотрел её лицо, и на него понемногу начало снисходить понимание:
— Торнбер?
— Так-то лучше, — сказала Элиз. — Яд начинает пробуждать твои мыслительные способности, противодействуя снотворному, которым я заставила тебя лечь пораньше. Вот, почему у тебя дрожат руки. В конце концов начнётся жжение.
— За что?
— Ты был очень плохим мальчиком, Дэвид. Ты знаешь, за что, — с издевкой сказала Элиз.
— Из-за слухов? — пробормотал он.
Подавшись вперёд, она похлопала его по макушке, будто он был собакой:
— Молодец. Слухи были скверными. Мне очень не нравится, когда люди злоупотребляют добротой моей невестки. Она недостаточно приземлённая, чтобы высказаться, но я видела, что ты уязвил её чувства.
Отчаявшись, он начал умолять:
— Пожалуйста, прости меня. Я смогу всё исправить. Тебе не обязательно так поступать.
— Неужели? — спросила Элиз с, казалось, подлинным любопытством. Затем она встала, и подошла к туалетному столику, взяв с собой табурет. — Иди сюда, и сядь.
Он попытался встать, но ноги плохо держали его, поэтому вместо этого он с пылающим от унижения лицом пополз. Когда он добрался до табурета, Элиз встала позади, сунула руки ему подмышки, и помогла подняться достаточно, чтобы сесть.
— Вот лист бумаги. Поставь свою подпись — и я подумаю о том, чтобы тебя спасти, — сказала Элиз.
Он увидел на столе два листа бумаги, лежавшие друг поверх друга. Эйрдэйл начал было поднимать один из листов, но она оттолкнула его руку:
— Нет, читать тебе не нужно. Просто подпишись внизу, — сказала она ему. — После чего я дам тебе вот это. — Она показала ему маленький флакон, наполненный янтарной жидкостью.
— Я ничего не подпишу, — возразил он.
— Жаль, Дэвид, — сказала Элиз Торнбер. — Я надеялась, что ты окажешься умнее. Времени на решение у тебя мало. Довольно скоро дрожь усилится. Когда это произойдёт, ничего подписать ты уже не сможешь. Тебе будет казаться, что твоё тело объято пламенем, каждый нерв будет обнажённым и ноющим. В конце концов у тебя начнутся судороги. Могу представить, что будет очень больно, но никому никогда не удавалось достаточно хорошо общаться после начала судорог, поэтому описать мне ощущения никто не смог.
— Я скорее умру, — гордо сказал Эйрдэйл.
Элиз злобно улыбнулась:
— О, ты не умрёшь. По крайней мере, не сразу. Судороги продлятся не один час. Если повезёт, ты умрешь, но весьма вероятно, что ты выживешь. Конечно, потом ты уже не будешь прежним. Яд наносит нервам необратимый урон. Останешься калекой на всю жизнь.
— Ты лжёшь.
— Ты знаешь, что мозг — это по сути гигантский пучок нервов, Дэвид? — проинформировала его Элиз. — Ты будешь не только слабым калекой, ты ещё и станешь овощем. Остаток дней ты проведёшь, глядя в пространство, и гадая, когда кто-нибудь придёт убирать из-под тебя фекалии, если вообще сохранишь способность мыслить.
Эйрдэйл почувствовал лёгкое жжение в одной из ног.
— Дай мне противоядие!
Элиз подошла к столику у стены, и взяла лежавшее там перо. Макнув его в открытую чернильницу, она показала его Эйрдэйлу:
— Подпиши, Дэвид. Если будешь тянуть, станет слишком поздно.
— Ладно! Хорошо! Подпишу! — закричал он.
Она поднесла ему перо, и вложила в руку:
— Сделай подпись как можно более аккуратной и читаемой. Я знаю, как она у тебя выглядит, Дэвид. Попытаешься меня обмануть — пожалеешь. — Затем она помогла ему правильно расположить руку.
Верхний лист бумаги скрывал нижний почти полностью, кроме нижней его части. Как только Эйрдэйл поставил подпись, Элиз забрала листы, и положила их на столик у стены. Игнорируя его, она посыпала его подпись песком, который потом стряхнула прочь.
— Дай мне антидот! — снова крикнул он.
