Я вскочил на ноги, и поймал её запястья, когда её руки поднялись до середины бёдер:
— Что ты творишь?
— Забочусь о том, чтобы ты не умер от переохлаждения раньше, чем я смогу спасти твою жизнь в суде, — тихо ответила она. — А теперь отпусти мои руки. Мне и так достаточно трудно, не хватало ещё твоей возни.
— Но…
— Да и вообще, ты там уже всё видел, — возразила она.
«Когда это?» — закричал мой внутренний голос, но потом я осознал, что она скорее всего имела ввиду:
— То была Пенни, а не… не ты.
Хотя она сперва казалась смущённой, моя драматичная реакция избавила её от страха. Теперь она, похоже, наслаждалась моей подавленной реакцией:
— Я имела ввиду твой магический взор. Ты не раз говорил мне об этом. Сомневаюсь, что моё в моём теле для тебя остались какие-то неожиданности.
Магический взор — это одно, а видеть перед собой нагую женщину во плоти — это совсем другое. Я начал было говорить эти слова, но попридержал язык. Это бы лишь ещё больше смутило её, а она, очевидно, твёрдо вознамерилась стоять на своём. Я медленно отпустил её запястья. Не будь я наполовину замёрзшим, мои щёки покраснели бы.
Я ожидал, что она хотя бы отвернётся. На секунду она сместила вес на свои ступни, будто и собиралась это сделать, но затем замерла, и сняла нижнее платье через голову, не отворачиваясь. Помимо туфель, носков и подвязок, она стояла передо мной совершенно нагой.
Так мы и стояли в течение бесконечного мига, глядя друг другу в глаза. Я боялся отвести взгляд, поскольку это бы позволило мне увидеть то, на что смотреть было нельзя. Выражение её лица было почти вызывающим. Затем она отвела взгляд в сторону, краснея.
— Ты мог бы отвернуться, — предложила она.
— О! — сказал я, вздрогнув от неожиданности. Затем, секунду спустя, у меня заработал мозг. «Она тоже могла бы отвернуться». Проигнорировав эту мысль, я взял её платье, и начал протягивать его ей себе за спину.
— Сначала надень нижнее платье, — приказала она.
Смирившись, я так и сделал. Это было непросто. Роуз была небольшого роста, но, к счастью, предмет одежды был довольно свободным, и на мне всего лишь сидел в обтяжку. Рукава были свободными, но манжеты порвались, когда я просунул через них кисти, а плечи будто грозили в любой момент разойтись по швам. Мой магический взор показал, что Роуз по-прежнему расслабленно стояла позади меня, не пытаясь прикрыться.
Я снова взял её платье, и протянул ей, случайно увидев больше, чем собирался. «Никакая это была не случайность», — упрекнул я себя. Прошла минута, и Роуз меня успокоила:
— Можешь поворачиваться.
Я так и сделал, и она подставила мне свою спину, чтобы я мог снова зашнуровать её платье. Без нижнего платья голая кожа её спины будто обжигала мои пальцы. «Пенни меня за это убьёт», — подумал я, и заскрипел зубами.
Она немного повозилась с рукавами и юбкой, после чего спросила:
— Как я выгляжу?
«Невероятно», — подумал я, — «как с платьем, так и без».
— Э-э, нормально, — сказал я, не находя слов.
— Ты бы не узнал, что я под ним голая, верно?
«Как я могу забыть?»
— Нет, — сказал я, сознательно управляя тоном голоса. — Просто позаботься о том, чтобы никто не присматривался к твоей спине. Если приглядятся, то могут догадаться.
— Хорошая мысль, — сказала Роуз, после чего шагнула вперёд, и обняла меня.
В объятиях не было ничего необычного, но после всего только что случившегося я чувствовал себя виноватым, и мне было неудобно. В то же время я всё ещё отчаянно искал тепла. Помедлив лишь миг, я обнял её в ответ.
Она меня не отпустила, и я начал гадать, как долго это будет продолжаться.
— Эм, Роуз? Ты меня отпустишь?
— Я пытаюсь тебя согреть.
— Но…
— Ш-ш-ш, — сказала она мне. — Моё время почти на исходе. Когда за мной придут, я тебя отпущу. А пока что грейся, сколько сможешь.
Это едва меня не доконало. После почти двух суток в промозглой тьме мой дух пал ниже плинтуса. От её тепла и приязни мне хотелось рыдать. Крепко зажмурившись, я держал её в руках, наклонившись вперёд, чтобы зарыться лицом в её тёплую шею.
Так мы и стояли, наверное, несколько минут — но было ли это пятью минутами, или десятком, времени было слишком мало. Стена изменилась, и в комнату донёсся голос Гарэса:
— Время вышло.
Я не хотел отпускать её, но всё равно это сделал, и холод камеры сразу же снова обрушился на меня. До этого момента он меня особо не беспокоил — возможно, потому, что я уже сдался; теперь же мне от него было гораздо хуже.
Гарэс покосился на меня, оглядывая мой новый наряд, но единственным его комментарием стало одно слово:
— Интересно. — После чего он приказал Роуз: — И лампу тоже, миледи.
Какое-то время она выглядела непокорной, но потом нехотя подняла фонарь, и понесла с собой.
— Мы не можем оставить его в таких условиях, — сказала она Гарэсу, выходя наружу.
— Если только вы не сможете заставить тюремщика передумать, я не позволю в камере никаких дополнительных предметов, — холодно сказал он.
Роуз гневно глянула на него:
— Я помню моих друзей, Лорд Гэйлин.
Он улыбнулся, глядя на неё свысока:
— Это что, подкуп, миледи? Угроза была могла бы сработать лучше. А что враги?
Она уже отвернулась, и ответила, шагая прочь по коридору:
— Я делаю всё для того, чтобы они помнили меня.
Гарэс оглянулся на меня, и стена снова стала непроницаемой, скрыв от меня внешний мир. Тьма поглотила меня, и я снова сел на скамью, ненавидя то, как камень впился в мою многострадальную плоть. Мои ступни были голыми, и впитывали холод быстрее, чем все остальные части моего тела.
— Прости меня, Пенни, — тихо сказал я, поскольку думать мог только о том, что жаждал возвращения Роуз. «Значит, вот каково тебе было те годы назад? Когда шиггрэс держали вас с Дорианом в плену?».
* * *
Роуз поспешно шагала, поднимаясь по ступеням на верхние уровни, и кивая стражникам, мимо которых проходила. Добравшись до последнего караульного поста, где надзиратель, Рэйген, комфортно сидел в своём кабинете, она остановилась. Роуз постучала в дверь, и принялась ждать.
Чуть погодя дверь открылась, и она снова оказалась за пределами темницы. Надзиратель стоял неподалёку. Рэйган был крупным мужчиной с телосложением, которое когда-то наверняка было впечатляющим, но в данный момент отдалось на волю тучной полноты, делавшей его внешность почти такой же отталкивающей, как и его характер. Он осклабился ей гнилыми зубами.
