— Не понимаю, — сказал я, но на самом деле я понимал. — Пенни тебя любила, Роуз. Она никогда бы не стала тебя упрекать.
— Не уверена, Мордэкай, — ответила она. — Я уже не знаю, что — правильно, а что — нет. — Затем она вздохнула, и снова запустила руку в корзину, вытащив несколько пар шерстяных носков. Она медленно начала натягивать их мне на ступни, пока каждая из них не оказалась окутана целыми тремя слоями шерсти. Встав с колен, она пододвинула корзину поближе, и села рядом со мной: — Впусти меня, — сказала она.
— Э? — Я был сбит с толку.
— Заверни в одеяло нас обоих, чтобы я могла помочь тебе согреться, — объяснила она.
Она была полностью одета, поэтому ничего особо неподобающего в этом не было, но я всё равно почувствовал укол вины. Вытянув край одеяла пошире, я закинул его ей за плечо, и она подвинулась поближе, прижавшись ко мне боком. Учитывая то, как мне было холодно, она была для меня как стоящая рядом печка.
Пошуршав под покрывалом, она выпростала из-под него руки, и развернула жареную птицу, которую я почуял ещё несколько минут назад. Получилось грязно и жирно, и мои руки были настолько неуклюжи, что я несколько раз ронял её, пачкая одеяло, и собирая фазаном нитки. И мне было всё равно.
В конце концов я оставил попытки держать её самостоятельно, и позволил Роуз кормить меня, запихивая в себя как можно больше еды. Когда желудок начал бунтовать, я сказал ей остановиться:
— Я больше не могу есть. Ты слишком много принесла.
— Остальное доешь потом, — объяснила она. — Я оставлю её здесь. — Затем она выбралась из-под одеяла, и принесла кувшин с водой, заставив меня отпить из него. — Не пролей, — предупредила она. — Если на тебя попадёт вода, мы никогда тебя не согреем.
— Твоё время почти вышло, — сказал я ей.
— Уйду, когда буду готова, — настаивала Роуз.
Мы снова прижались друг к другу на скамье, но это было правда неудобно. Моё тело болело и ныло в несчётном количестве мест.
— Я не могу так, Роуз.
Она немного подумала, затем вытащила из корзины подушечку:
— Положи её под голову, — твёрдо сказала она.
— Да сколько ж они тебе позволили сюда пронести? — удивился я вслух.
— Тебя это заботить не должно, — выговорила мне Роуз. — Ложись.
Я сделал, как было сказано, обнаружив, что подушка была достаточно толстой, чтобы на неё можно было положить голову. Роуз накрыла меня вторым одеялом, и тщательно подоткнула его у меня за спиной и у ног, а потом, прежде чем я успел возразить, легла сама, проскользнув под цепью, и положив голову мне на плечо. Пододвинув спину к моему животу, она натянула на себя одеяло, и плотно его закутала.
— Эм, Роуз, — осторожно начал я. Я всё ещё держал свою правую руку выпрямленной — цепь свисала с неё вниз, возвращаясь обратно вверх, к наручнику на втором запястье.
— Ш-ш-ш, — отозвалась она. — Руку положи на меня.
На миг я замер совершенно неподвижно, пытаясь решить, что делать. Куда руку класть? Я не в первый раз обнимал женщину лёжа, но это была не Пенни. Большинство хороших вариантов скорее всего окончились бы моей смертью. Я уже смирился с тем, что плохо кончу, но самоубийство устраивать не хотел.
Судя по всему, решив, что я не собираюсь её слушаться, Роуз нашарила мою руку, и накрыла ею своё тело, твёрдо прижав мою ладонь к своему животу. Потом она переместила свою руку, накрыв ею мою собственную. Когда я позволил моей руке расслабиться, Роуз предостерегла:
— Обнимай меня крепче, Мордэкай. Я не сломаюсь.
«Меня отнюдь не это беспокоит!»
— И не кусаюсь, — добавила она, будто прочитав мои мысли.
Впрочем, если она именно это и делала, то мне был конец, определённо. Я постарался не думать. К счастью, моё тело всё ещё было настолько замёрзшим, что вероятность смутить её более непосредственным способом была небольшая.
Как обычно, её волосы были собраны в одну из её нелепо сложных причёсок, поэтому мне не приходилось беспокоиться, что я ими подавлюсь. Вместо этого я обнаружил, что мой нос находится рядом с её загривком. Она пахла непомерно хорошо. Об этом мне тоже не хотелось думать, поэтому я сосредоточился на более негативном аспекте ситуации. Я вонял.
Конечно, я к своей вони привык, поскольку не мог от неё сбежать. Но я не мог представить, что Роуз было приятно. «Почему она это делает?». Ответ был очевиден. «Чтобы ты не сдох, дуболом». Но я всё же не мог избавиться от чувства, что она делала слишком много. Как бы хорошо я ни знал Роуз, я понимал, что это наверняка было для неё унизительно.
— Что происходит на воле? — наконец спросил я. — Мои дети в порядке? Они ведь не наделали никаких глупостей?
— Мойра и Айрин плохо приняли новости, — ответила она. — Я сказала им, чтобы сидели дома, и они едва не взбунтовались против меня. Коналл страдает, охраняя тебя, но каждый раз, когда я на него смотрю, у него на лице появляется такое выражение, будто я только что обвинила его в твоей смерти. Мэттью и Грэм всё ещё не знают. Они не вернулись из Ланкастера.
— Хорошо, — пробормотал я. — Они меня беспокоили больше других. Наверняка сделают что-нибудь глупое.
— Ха, — сказала Роуз, и коротко рассмеялась. — На твоём месте я не была бы так уверена. Твои дочери вне себя. Не удивлюсь, если Мойра решит поработить весь город, чтобы тебя освободить. — Тут она сместилась в сторону, прижавшись ко мне своими бёдрами.
«О, нет».
— Роуз, не двигайся, — слабо возразил я.
— Подними немного своё колено, — ответила она, игнорируя мою ремарку. — Если ты собираешься выжать из ситуации всё возможное, то нельзя вести себя как ханжа. Твоим ногам тоже нужно тепло.
Мне уже становилось теплее, и я сумел покраснеть — но сделал так, как она предложила, подняв своё правое колено до тех пор, пока оно не легло поперёк её левого бедра, прижавшись к… Тут я остановил ход своих мыслей. Конечно, между нами было две юбки, мои штаны, и мягкое платье, которое было на мне надето — но для моего воображения это почти не составляло преград.
— Насчёт Мойры, — сказал я, усилием возвращая свои мысли в нужное русло. — Что она сказала?
— Дело скорее не в том, что сказала она, — объяснила Роуз. — Она была не удовлетворена тем, что сказала ей я. Она пригрозила, что будет копаться в моей голове, ища желаемые ею ответы. — Роуз описала короткий спор, в котором Элэйн и Айрин встали на её защиту, а потом замолчала.
Я чувствовал себя ужасно — за неё, и за мою дочь. Я также беспокоился о том, что станет с Мойрой, если я умру. Я надеялся, что со временем она найдёт равновесие между её новыми способностями и тёмными порывами, но если меня не станет, то она может ступить на тёмную тропу, с которой ей не будет возврата.
— Они её остановили? — спросил я.
— Нет, она что-то сделала, и Элэйн потеряла сознание, — сказала Роуз. — Потом я отвесила ей затрещину, и прочитала короткую лекцию о надлежащем поведении.
