Выпрямив спину, она ответила:
— Бенчли, верно?
— К вашим услугам.
— Не мог бы ты сказать мне, где я могу отыскать Леди Хайтауэр?
Бенчли кивнул:
— Определённо. Леди Хайтауэр сейчас в зале совета с остальными лордами, дожидается появления Королевы.
— О, — сказала она, разочарованная.
Он улыбнулся ей:
— Позвольте отвести вас туда. Если совещание ещё не началось, то она сможет найти время поговорить с вами до его начала.
Идти было недалеко, и вскоре она оказалась у дверей в зал совета. Её брат, Коналл, стоял снаружи на страже вместе с одним из обычных дворцовых стражей. Бенчли зашёл внутрь, чтобы уведомить Роуз, а Айрин осталась ждать.
— Что ты тут делаешь? — спросила она у брата.
— А на что это похоже? — ответил Коналл. В броне, состоявшей из позолоченной по краям кирасы поверх кольчуги, он имел застенчивый вид. Грудь кирасы была украшена королевским гербом.
Айрин критически осмотрела его с ног до головы:
— А тебе разве не положено иметь на груди герб Камерона? Ты же не дворцовый стражник.
Коналл зыркнул на неё:
— Отец так и не дал мне броню с нашим гербом — но это не важно.
— У нас есть специальные накидки поверх доспехов, — парировала Айрин. Тебе следует носить одну из них поверх этой брони, представляя нашу семью.
— Почему тебя это так сильно волнует? — спросил Коналл, раздражаясь.
Стоявший рядом с Коналлом стражник изо всех сил притворялся, что не слышит их, но было ясно видно, что ему не по себе. Айрин было плевать:
— Дворянин должен носить свой собственный герб, даже на службе Королевы. Ты — Камерон.
— Я — младший сын графа, — сказал Коналл. — Я — не наследник. Формально, я — никто.
— Ты — мой брат. Разве это ничего для тебя не значит? Ты что, теперь стыдишься своей семьи? — Айрин начала закипать, но прежде, чем она успела сказать что-то ещё, двери открылись, и Леди Роуз вышла наружу.
— Ты что, пришла только для того, чтобы меня позлить? — спросил Коналл.
— Отец сказал мне, чтобы я передала тебе возвращаться домой, — солгала Айрин. — Он тебя уже больше недели не видел. Ты вообще думал о том, каково ему сейчас? И каково мне? — Её голос постепенно повышался в тональности и громкости.
Роуз положила ладонь ей на плечо:
— Давай поговорим где-нибудь в другом месте, Айрин. У меня мало времени. — Она покосилась на Коналла. — А спорить с братом ты сможешь и позже.
Айрин последовала за ней по коридору, на ходу оглянувшись через плечо, чтобы одарить брата злым взглядом. Роуз открыла дверь, которая вела в маленькую прихожую, и предложила ей сесть:
— Как ты держишься?
Айрин сделала глубокий вдох, жалея, что не может имитировать идеальное самообладание Роуз:
— Тебе нужно вернуться, — наконец сказала она.
Роуз выгнула бровь:
— Это отец послал тебя, чтобы сказать это мне?
Заёрзав, Айрин уставилась на выложенный плиткой пол:
— Нет.
— Тогда почему ты это говоришь?
— Потому что это правда, — сказала Айрин, позволив фрустрации прозвучать в её голосе. — Всё разваливается. Никто ни с кем не говорит. Мойра куда-то запропастилась, Мэттью почти всё время сидит взаперти, а Коналл здесь, притворяется героем. Это неправильно!
Роуз одарила её печальной улыбкой:
— Ты скучаешь по Кариссе, не так ли?
— Нет. Да. Не в этом дело! Ты что, не слушаешь? Я волнуюсь за Папу. Ему нужна помощь, — ответила она.
Глубоко вздохнув, Роуз ответила:
— Айрин, после таких событий, как смерть твоей матери, люди часто справляются с горем по-разному. Я знаю, что сейчас кажется, будто настал конец света, но всё станет лучше.
Айрин больше не могла сдерживать свои чувства, и слёзы потекли по её щекам:
— Мы что, совсем теперь тебе безразличны? Ты нам нужна! Это неправильно. Папа едва не убился вчера, делая что-то глупое. Ты нужна ему. Почему ты не хочешь вернуться?
Подавшись вперёд, Роуз взяла её за руку, и похлопала по щеке:
— Ты знаешь, что ваша семья мне небезразлична. Веришь или нет, я сейчас очень упорно работаю, пытаясь помочь твоему отцу. У него много врагов в столице, и ему нужно, чтобы я выяснила, что они замышляют. — Затем она помолчала, и продолжила: — И к тому же, я не думаю, что он сейчас хочет меня видеть. Ему больно, и от моего присутствия ему лишь станет хуже.
— Это неправда, — возразила Айрин.
— Почему бы тебе не пожить здесь, с Кариссой, несколько дней? — предложила Роуз. — Она была бы рада тебя видеть.
— Нет, — проворчала Айрин. — Ты должна вернуться домой. Она так сказала. Пожалуйста!
Роуз нахмурилась:
— Кто это сказал?
Айрин прикусила губу, не зная, как ответить.
— Кто это сказал, Айрин? — снова спросила Роуз.
— Мама! — выпалила она.
На миг поддавшись чувствам, Роуз промакнула её глаза рукавом своего платья:
— Ох, Рэнни, я знаю, что это трудно, но ты должна быть разумной.
— Она правда это сказала. Клянусь! — настаивала Айрин. — Я её видела. Она сказала мне передать тебе, что будет преследовать тебя до конца твоих дней, если ты не вернёшься, и не вернёшь моего папу в форму, пинками.
У Роуз заблестели глаза, но она улыбнулась в ответ на ремарку Айрин:
— Действительно, она бы так и сказала. Ты видела это во сне?
— Да, но это было взаправду! Это правда была она. Она сказала, что некоторые сны важнее, чем реальная жизнь, — объяснила Айрин.
Встав, Роуз обвила Айрин руками, и крепко обняла:
— Ты очень скучаешь по ней, так ведь?
Айрин продолжила спорить, но Роуз была неумолима. Несколько минут спустя появился Бенчли, чтобы предупредить их, что Королева должна была вот-вот появиться, и Роуз удалилась. Уходя, она пошла на одну уступку:
— Я скоро вас навещу, Рэнни. Не волнуйся.
* * *
Когда Роуз вернулась в зал совета, она окинула комнату будто бы небрежным взглядом. Грэгори, Герцог Кэнтли, сидел, дружески беседуя с Графом Малверном, в то время как Тирион, похоже, развлекал Графа Балистэйра и Графа Эйрдэйла забавной историей. Лиманд, Принц‑Консорт, сидел молча, не участвуя ни в каких разговорах. «Не удивительно», — подумала Роуз, — «он никому особо и не нравится».
Она пересекла комнату, и на ходу впитывала своё окружение, подмечая детали. Это было давно въевшейся привычкой, которую она выработала под руководством отца, быстро превзойдя его в этом искусстве. Она почти подсознательно подмечала одежду дворян, их выражение во время разговора друг с другом, и на чьи лица они смотрели, когда молчали.
