Глава 26
Когда пришла Роуз, я сидел, закутавшись в одеяла, которые она мне дала. Голод вернулся, но был не таким острым, как прежде, и пребывание в тепле сильно помогало. Моё чувство времени давно исчезло, но у меня сложилось ощущение, что время для посещения почти пришло. Визит Роуз был единственным ярким пятном в моём безрадостном существовании.
Однако тот факт, что с ней что-то было не так, стал очевиден, когда она вошла. Волосы Роуз не были уложены, стекая к её талии подобно дикой, тёмной реке. Ещё немного мне потребовалось, чтобы заметить, что её платье тоже было необычным, будучи из простой шерсти, что совершенно выбивалось из её обычного образа.
Конечно, я уже видел её одетой таким образом, когда они с Грэмом жили у нас, но то было дома. Роуз была щепетильна в отношении своего внешнего вида каждый раз, когда был хоть какой-то шанс быть увиденной посторонними.
— Привет, — поздоровался я с притворным весельем.
Поставив фонарь и корзину, она посмотрела на меня усталым взглядом:
— Голодный?
Ей определённо было плохо, и я задумался, было ли дело лишь в вызванном последними днями стрессом, или случилось что-то более серьёзное. Зная Роуз, спрашивать было бесполезно. Она лишь расскажет сама, либо промолчит, следуя своим принципам.
Я всегда уважал эти принципы, поскольку она никогда — насколько я знал — их не предавала, и она никогда не хранила тайны, которые не нужно было хранить. Если уж на то пошло, я доверял её суждениям больше, чем своим собственным, но это был первый раз, когда я увидел, как что-то влияет на неё настолько явным образом.
Когда она нагнулась, чтобы взять еду из корзины, я услышал сорвавшееся с её губ тихое шипение. Она замерла, а потом согнула колени вместо туловища. Встав на ноги, я подошёл к ней, и положил ладонь ей на плечо:
— Что с тобой случилось?
Она отдёрнулась от моего касания, потеряв равновесие, и упала на бок. Когда она ударилась об пол, я услышал едва сдержанный всхлип, но после этого она ничего не сказала, снова принимая сидячее положение.
— Пожалуйста, Морт, сядь. Я сегодня устала. Мне будет проще, если ты не будешь заставать меня врасплох.
«Врасплох?». Это был не испуг — то была боль. Я был немного туповатым, когда речь шла о женщинах, или, по крайней мере, мне так говорили — но я знал разницу между этими двумя реакциями. Обдумывая имевшиеся у меня варианты, я сел. С игрой в ожидание я был знаком очень хорошо.
Сегодняшний пир состоял из половины очень большого каравая и куска твёрдого сыра. Роуз не было позволено принести нож, поэтому я просто глодал два куска еды по очереди, пока она сидела рядом со мной. Я наблюдал за ней краем глаза, глотая пищу.
Она сидела, тихо сложив ладони перед собой, слегка опустив голову и глядя в пол. Она выглядела задумчивой или, быть может, покорившейся. Мне хотелось ей утешить, но я не знал, как это сделать. Утешения мало что значат, когда звучат в устах смертника.
Дважды моя рука сама по себе поднималась, желая похлопать её по спине, или пригладить ей волосы, но каждый раз я спохватывался, и убирал руку обратно себе на колени. Мы с Роуз дружили уже давно, но несмотря на наши вынужденные в целях выживания обнимашки прошлым вечером, я не имел права касаться её с такой фамильярностью.
Впрочем, это было не совсем верно, как я осознал. Простое касание или даже объятия никогда прежде вызывали неудобства. «Что бы такого с ней ни случилось, ей необходимо свободное пространство», — подумал я. Откусив в очередной раз от хлеба, я завернул его в салфетку, и отложил в сторону вместе с сыром.
— Если ты устала, Роуз, иди домой и отдохни. Тебе не нужно сидеть здесь, со мной. Это место кого угодно в депрессию вгонит, — сказал я ей.
Её лицо повернулось ко мне, и я увидел в её взгляде вымученное отчаяние:
— Они наблюдают за мной, Мордэкай. Гарэс может нас видеть сквозь стену, и, возможно, Коналл тоже. Не уверена, как это работает, — тихо сказала она.
Мой разу мгновенно вернулся к вчерашнему дню. Они нас видели. Наше близкое взаимодействие легко было понять неправильно. Даже я не знал, что об этом думать.
Они что, пустили о ней слухи? Репутация у Роуз всегда была безупречной. Постоянно циркулировавшие при дворе скандалы и сплетни никогда её не касались. Что могли о ней говорить сейчас? «Из-за этого она и выглядит такой убитой?».
— Прости, Роуз. Что бы они ни говорили, это я виноват. Тебе определённо стоит уйти. Я сытый и согретый. Тебе не нужно обо мне волноваться.
Она снова встала, будто собираясь именно так поступить, но в её позе было какое-то напряжение, будто внутри она боролась с собой.
— Ложись, — сказала она чуть погодя.
Я улыбнулся, как я надеялся, ободряющим образом:
— Я же сказал, мне довольно тепло. Не говоря уже о том, что от меня воняет. Не нужно себя мучить.
— Просто… — начала она, затем замолчала. Сделав шаг или два вперёд, она вернулась, прошагав обратно. — Ложись… пожалуйста.
— Роуз, я же сказал, я…
— Не для тебя, Мордэкай… для меня, — сказала она, перебивая меня.
— Но ты сказала, что за нами наблюдают. Ты же не хочешь…
— Мне уже всё равно, — ответила она сдавленным голосом.
Я лёг, и отодвинулся к стене, давая ей как можно больше места. Как и прежде, она легла, проскользнув между моих рук, и приткнувшись к моему животу. На этот раз ей не пришлось приказывать мне класть руку на её живот. Она натянула на нас второе одеяло, и замерла.
Её волосы щекотали мне лицо. Раньше я и не осознавал, насколько их было много. Она всегда держала их заплетёнными и свитыми, но теперь волосы были повсюду. Задрав подбородок, я поднял его над её плечом, чтобы свободно дышать.
— Осторожнее с плечом, — предупредила она. — Оно побаливает.
«Так вот, почему она отдёрнулась», — осознал я.
— Что с ним случилось?
Некоторое время она молчала, но когда я почти отчаялся услышать ответ, она сказала:
— Я слишком себя нагрузила. Спину тоже повредила. Вероятно, потянула мышцу.
Я тихо засмеялся:
— Старость — не радость.
— Нет, не радость, — согласилась она.
Мы тихо лежали несколько минут, прежде чем я наконец спросил:
— Зачем мы это делаем? Что сегодня произошло?
— Пожалуйста, не спрашивай ничего, Мордэкай, — отозвалась она. Затем, минуту спустя, она добавила: — Я просто хочу какое-то время чувствовать себя в безопасности. Совсем ненадолго. Неужели это так плохо с моей стороны?
— Нет, — прошептал я. — Мне хотелось бы знать, как ещё тебе помочь.
— Закрой глаза, — просто сказала она. — Это — не тюремная камера, а какое-то другое место. Другое, лучшее место, и другие, лучшие времена. Притворись, что ты Дориан.
