— Что угодно, лишь бы выбраться из этой проклятой камеры, — отозвался я, не давая ему испортить мне настроение. — Хотя, между нами двумя, дюйм-другой роста прибавить не помешало бы как раз тебе, — добавил я, имея ввиду тот факт, что я был минимум на дюйм выше его.
Да, это мелочно, но никому не нравится быть объектом насмешек. Тирион был относительно рослым, но у меня всё же было небольшое преимущество, и я знал, как до него докопаться.
Гарэс в кои-то веки ухмыльнулся, выдав факт неполного отсутствия у него чувства юмора. Поэтому я набросился на него:
— Я не знаю, с чего ты так веселишься. Осенние цвета вышли из моды тысячу лет назад.
Они в замешательства посмотрели на меня. Не дошло. Подняв мои закованные в кандалы руки, я подёргал свою аккуратно подбритую бородку:
— Его борода, — сказал я, вздыхая.
Гарэс пожал плечами:
— Рыжий — не осенний цвет.
— А вот с этим я не соглашусь. Твоя борода как раз такого оттенка, какой принимают осенние листья. Ты просто не хочешь признавать, как сильно тебя ужалила моя ремарка, — сказал я ему.
Тирион нахмурился:
— Помимо деревьев в осени ещё есть коричневый, зелёный, серый, кое-где синий цвет…
— И горелый оранжевый, — упёрся я. — Не пытайся притворяться, что не разбираешься в моде.
— Подружку свою спроси, — предложил Гарэс. — Она сможет решить этот вопрос. Может, судья сумеет вынести решение, если у него сегодня больше нет никаких срочных дел.
Гарэс меня удивил.
— Не думал, что у тебя есть чувство юмора.
Он зловеще улыбнулся:
— Висельный юмор — моя специальность.
Победить я не мог, поэтому заткнулся. Не потому, что потерпел поражение, а потому, что мои слушатели были слишком ограничены, и не ценили мой юмор. Я несколько раз повторил это про себя, пока мы поднимались по лестнице. Лишь когда мы вышли из подземелья, я осознал, что не стал отрицать самое важное.
— Она мне не подружка, — запоздало подчеркнул я.
— И не моя, — сказал Тирион, зловеще посмеявшись. — Скорее временное развлечение.
Он меня довёл. Разъярившись, я махнул руками в сторону, заставив соединявшую мои запястья длинную цепь просвистеть по воздуху. У Тириона были хорошие рефлексы, и он поймал цепь, но кончик петли продолжил движение, оставив красный рубец на его щеке.
Он дёрнул цепь, заставив меня споткнуться и упасть вперёд, а потом упёрся носком сапога мне в грудину. Я ощутил, как его эйсар вспыхнул, и к моему загривку прижалось что-то острое.
— Не советую испытывать меня сегодня, мальчик, если только не хочешь, чтобы у тебя по дороге в зал суда случился несчастный случай.
Кашляя и хрипя, я вынужден был проглотить свой гнев, но от этого во рту у меня остался горький привкус. «Наступит день», — молча поклялся я, — «когда я заставлю тебя заплатить за эту ремарку». Я ему много чего задолжал.
Схватив меня за локти, они вздёрнули меня на ноги, и потащили вперёд, пока я не смог снова заставить ноги повиноваться мне. Когда мы наконец вышли из дворца под утреннее солнце, я был почти ослеплён его ярким светом. Однако они не стали давать мне время привыкнуть. Понукая, они провели меня по двору к главным воротам.
— Снаружи ждут твои поклонники, — иронично сказал Тирион.
Так и было. Улица между дворцом и Зданием Правосудия была забита людьми, и если судить по их выкрикам глумлению, видеть меня они были не очень рады. В столице я был непопулярен с той ночи, когда перерезал всех верных Трэмонту людей чередой убийств, чем заработал себе прозвище «Кровавый Граф». Обычно узнававшие меня в Албамарле люди опускали взгляд, или шли в противоположном направлении, когда видели моё приближение — но кандалы на моих запястьях придали им смелости выразить истинные чувства.
Те, кто был ближе всего, плевались в меня, в то время как стоявшие чуть позади кидались гнилыми фруктами и другими вещами, о которых и думать страшно. К счастью, моим сопровождающим не хотелось быть заляпанными отбросами, поэтому они возвели щит, укрывавший нас троих от грязи.
Мы должны были вот-вот войти в здание суда, когда я услышал позади нас новый крик. «Хайхор» — заголосила толпа. Обернувшись, я увидел, как улицу пересекает Леди Роуз, и, к моему ужасу, она шла одна.
Толпа уже истратила свои избранные снаряды, поэтому кидаться им было почти нечем — и то хлеб. Высоко держа голову, Леди Роуз шагала вперёд с такой властностью, что люди сперва стали перед ней расступаться.
Но менталитет толпы отпрянул лишь на миг. Одна особо храбрая женщина выскочила из рядов людей, и плюнула Роуз в лицо. Этого было достаточно — и хрупкий порядок обернулся вопящим хаосом.
Я попытался добраться до неё, но мои благородные сопровождающие отказывались отпускать мои руки. Они дёрнули меня обратно, и я начал бросаться из стороны в сторону, умоляя их меня выпустить. Я, наверное, совсем потерял бы рассудок, если бы не явился Коналл.
Он как раз вышел из дворца вместе с Харолдом и Королевой, и, увидев происходившее, оставил свою венценосную подопечную, впрыгнув в толпу. Миг спустя я увидел появившийся сферический щит, отталкивавший людей, в то время как Коналл помог Роуз встать на ноги. Он подождал, отвёл её обратно к Королеве, после чего они вчетвером пересекли улицу вместе.
Представление закончилось, и мои пленители завели меня в Здание Правосудия. Не удовлетворившись молчанием, Гарэс наклонился к моему уху:
— Теперь ты видишь, какую цену она ради тебя заплатила? Как только закончится этот фиктивный суд, что с ней, по-твоему, будет?
Сгорая от стыда и страха за Роуз, я честно ответил ему:
— Пожалуйста, защити её.
Гарэс с торжественным видом слегка кивнул, но ответ Тириона взвинтил мою ярость до новых высот:
— Не волнуйся, мальчик. Я о ней позабочусь, — сказал мой предок, чуть плотоядно улыбаясь.
Я никогда не хотел никого убить так сильно с того самого дня, как он опозорил меня на глазах у Пенни. Или, возможно, с того дня, как я поймал Лиманда за избиением Милли. Или того дня, когда Сэлиор… ну, если честно, у меня было много таких моментов, но в тот миг Тирион был во главе моего списка людей, которым требовалось умереть.
— Успокойся, Мордэкай, — приказала позади меня Роуз. — Если войдёшь в суд, бредя как бешеный пёс, то твоему делу это не поможет.
Я оглянулся на неё, приметив лёгкий грязный след на её щеке. Несмотря на только что случившееся, она выглядела безмятежной, почти королевой. В её взгляде было предостережение, но помимо этого там была льдисто-голубая сталь, напоминавшая мне гранитный мыс во время бури. Мне в голову пришло слово «адамант». Она выдержит все камни и стрелы, что могли ждать впереди.
И будь я проклят, если сам не буду ей под стать. Выпрямив спину, я вошёл в зал суда так, будто шедшие по бокам от меня мужчины были моими сопровождающими, а не тюремщиками.
