Некоторые вещи никогда не меняются.
Позже, когда она высохла, и мы ели нашу рыбу, Роуз подняла тему, о которой я много думал:
— Ты не спросил меня о Тирионе, — сказала она.
Выражение моего лица не изменилось:
— Это не моё дело.
На её же лице было любопытство, будто она нашла какой-то интересный объект для изучения:
— Правда?
— Правда, — подтвердил я. — Я не в праве тебя судить, Роуз. Если уж на то пошло, мне следует тебя благодарить. Ты оставалась на моей стороне, несмотря ни на что. — В определённом смысле, мои слова были правдой, и я определённо считал, что должен ей — но в глубине души от мыслей о том, что ей приходилось делать, у меня сводило нутро.
— Какое благородное заявление, — сделала наблюдение Роуз. — Это всегда меня восхищало в тебе. Большинство мужчин узлом бы завязались от ревности.
Если честно, моё нутро уже завязалось узлом, и её слова делу не помогали:
— Давай не будем об этом, — отозвался я. — Я восхищаюсь твоим упорством. На этом и остановимся.
Она вздохнула:
— Ладно. Поговорим о другом. Легко ли тебе было оставаться благородным после того, как Дориана и Пенни освободили из плена?
Много лет назад Пенни и Дориан были в плену у шиггрэс, и те использовали их, чтобы давить на меня. Держали их какое-то время, в цепях, голыми, и наверняка им было очень холодно. Позже я сказал Пенни, что не винил её ни за что того, что могло там случиться. В конце концов, люди — это люди, и в отчаянных ситуациях всем хочется утешения, хотя в душе, тайком, меня это доставало. Роуз произнесла это всё невинным тоном, но тема была для меня больной, и она должна была знать об этом, раз подняла её сейчас.
Роуз я об этом никогда не говорил, а с Пенни мы больше этот вопрос не обсуждали, когда я всё ей заранее простил. «Дориан ей рассказал», — уверился я. «Он всегда был слишком честным, чтобы хранить тайны, даже если от их раскрытия кому-то бывало больно».
— Пенни я никогда не винил, — наконец ответил я. — Люди — слабые существа, а они были одни, и думали, что их могут в любой момент убить.
— Но тебя это всё равно доставало, верно? — осведомилась Роуз.
Я бросил на неё взгляд, потом снова посмотрел на огонь:
— Немного, но я выкинул это из головы. Им страдали гораздо больше. И после возвращения не заслуживали мелочность с моей стороны.
Роуз кивнула:
— Приятно слышать. Пенни я то же самое сказала.
Я вскинул голову:
— Что? Вы с ней об этом говорили?
— Угу, — ответила Роуз. — Спустя несколько месяцев. Дориан признался сразу же, как только мы остались одни, и весьма подробно. У него в этом отношении всегда не хватало сообразительности. Я предпочла бы, чтобы он оставил это недосказанным, как поступила Пенни. Я хотела поговорить с Пенни, дать ей время прийти в себя.
Поражённый, я уставился на неё с открытым ртом:
— Значит, ты обсуждала это с Дорианом, и с Пенни? И исключили из этого обсуждения только меня?
— Я всегда думала, что ты был из нас самым умным, по крайней мере — в этом конкретном случае. Дориана я простила, но в конце концов почувствовала необходимость внести ясность в этот вопрос между нами с Пенни, — сказала Роуз. — Думаю, она чувствовала облегчение, но несмотря на то, что я сказала ей, что всё простила, мне потребовалось время на примирение с этим.
Я засмеялся над иронией:
— Если бы только Дориан умел держать язык за зубами. Он бы избавил тебя от немалых тревог. Но всё же было не так плохо, верно?
Роуз поморщилась:
— Мой муж был до боли честным. — Затем она подняла три пальца.
До этого момента я не был уверен. Я не знал точно, случилось ли вообще что-то, и тщательно избегал спрашивать об этом. — Три раза? — выпалил я.
Она кивнула:
— Если бы она уже не была беременной, то ты в итоге мог бы вырастить сводного брата Грэма.
На миг я бал ошеломлён, но затем позволил чувствам уйти. Это ничего не меняло. Я всё ещё не винил никого из них, да и вообще, это всё было давно. Но одна из главных действующих лиц сейчас сидела прямо напротив меня.
— Почему ты говорила со всеми кроме меня?
— Это просто, Мордэкай. Подумай. Для меня поговорить об этом с Дорианом или Пенни было одним делом, но обсуждать это с тобой никогда не было вариантом.
Я нахмурился, всё ещё не понимая.
Роуз продолжила:
— Если муж и жена встречаются для разговора о том, какие проступки они друг другу приписывают, к чему это приводит?
— А-а-а, — сказал я. — Теперь я понял.
— Я была злой, но не готова была разрушить собственный брак, — сказала Роуз.
— Я почему-то всегда думал, что ты с этим справилась лучше меня, — признался я. — Ты всегда так умела держать себя в руках.
Роуз легко засмеялась:
— Это не у тебя Дориан просил прощения каждый день в течение не одной недели, и не тебе он признавался в своих деяниях тщательно, с совершенно ненужными подробностями. Чудо, что я его не убила.
Я вздрогнул:
— Ауч. Он действительно был слегка тугодумом. — Несколько минут мы молчали, наслаждаясь шелестом волн. Почему-то наша странная беседа заставила меня ощутить, будто с моих плеч свалился небольшой груз. — Но жаль, что нельзя их вернуть, — наконец сказал я.
— Мне тоже, — с тоской ответила Роуз.
— В тот день, в темнице. Ты сказала мне, что я не был готов.
Роуз кивнула.
— А как я узнаю, что готов? Сколько тебе потребовалось времени? — спросил я.
— Не знаю, — честно сказала Роуз. — Даже после стольких лет я всё ещё не уверена. Думаю, что сейчас готова, но так и не проверила это.
Сбитый с толку, я посмотрел на неё:
— Но как же…?
— Значит, тебя это всё же достаёт. В итоге ты не такой уж и благородный, а? — со злорадной улыбкой сказала она.
Я нахмурился:
— Это действительно достаёт меня немного, но как я уже говорил, не мне судить. Что бы ты ни сделала, с Тирионом, с тюремщиком, или с тем, другим мужиком… ты делала это ради меня. Если что я и чувствую, так это стыд за то, что поставил себя в такое положение. Будь я на твоём месте, я сделал бы всё, чтобы помочь тебе, или кому-то из моей семьи. Это на самом деле благородно, если ты думаешь…
Роуз подняла ладонь:
— Постой. С каким это «тем, другим мужиком»? У тебя не было возможности поговорить с Керэн.
Значит, это действительно было.
— Тот мужчина в твоей комнате, когда я пришёл поговорить. — На самом деле, если подумать, это было до моего ареста. Значит, он был у неё действительно любовником, а не вынужденной мерой…?
