* * *
Да, план сработал. Выпущенные птицы разлетелись по району, возвратились в привычные места обитания. Правда, охреневшие вороны и галки теперь жались к помойкам и издалека казались разбросанным ярким мусором, но зато шустрые воробышки моментально освоились и чувствовали себя попугайчиками. Веселья и деловитости у них, кажется, даже прибавилось. Придя на работу, Валера несколько раз выходил на улицу посмотреть. Среди ядрёно-покрашенных попадались серо-коричневые. Если кому-нибудь удавалось их заловить, узнал Валера в кулуарах, воробьёв можно было принести в клуб, сдать за те же 100 рублей. Там их покрасят и уже без праздничного пафоса выпустят в жизнь. И ведь приносили – Валера видел извалянных в снегу мальчишек, которые с выражением бесконечной аккуратности на лицах держали в ладонях маленьких сереньких засранчиков и стояли в очереди на их сдачу.
А Кека? Как там он, Аринин пленник №8? Валере не давал покоя вопрос: его тоже покрасили? Или он давно скончался, а его место занял очередной смертник? Почему его не выпустить? Что за жизнь в клетке. Но пробраться к Арине Леонидовне и задать этот вопрос Валера не мог, не получалось. Спрашивать у Вити – неудобно. Решит, что Валера собирается растрепать связавшую их тайну. Да пёс с ним, с этим Кекой. Пусть участвует в экспериментах, давится собачьим кормом и поддерживает свою жизнь витаминами от Арининой бабушки. Пёс-то с ним, конечно, пёс. Но интересно, блин...
Воробьи, воробьи... Ощущение надвигающегося праздника усиливалось – цветные птицы словно участвовали в его рекламе, бодрили и манили... Валера заметил, что в районе прибавилось кормушек – посмотреть, как копошатся там русские попугайчики, стало приятным занятием пенсионеров и владельцев младенцев. Валера даже в парк наведался – там и воробьи попадались, и кормушки. Веселуха.
И сцену монтировали... А он откладывал контроль ремонта вверенных ему декораций на последний момент. Так ломало... Дубов с Рябовым показывали испачканные масляной краской руки – целый вечер помогали оформителю, классный дед оказался, пили с ним, зря Валера не поехал.
Может, и зря. Но Валера со школы терпеть не мог всю эту общественную работу – дураком себя просто чувствовал. Надо установить – поедет установит, больше разговоров только...
* * *
В «Разноцветных педалях» проигнорировали и такой прибыльный праздник, как Восьмое марта. Валера как раз заступил в ночную смену, его на целых три часа ожидала вахта в баре. Валера предполагал, что четырнадцатое и двадцать третье февраля не отпраздновали только из-за отсутствия главного организатора, в смысле Арины Леонидовны. А теперь она приехала – и, помня пышное новогоднее убранство, Валера ожидал, что будет сходить с ума от сладостно-дамского счастья – наверняка зал оформят как-нибудь эдак, на радость женщинам. Что будет продано повышенное количество шампанского, особенно повезёт комической старушке-цветочнице, которая вечером часто бродила между столиками в крахмальном немецком чепчике и с прямоугольной корзиной, продавала трогательные букетики – Валера перед Новым годом даже Лиле такой купил, ну до того хорош, девятнадцатый век прям какой-то.
Но восьмого марта было всё как обычно. Цветочница работала в стандартном режиме. На сцене бесновались ребята из «Руки прачки», пели свои старые песни и в конце, часам к двенадцати ночи, зарядили парочку новых – они обычно всегда так делали. Набившаяся в зал публика радовалась.
Валера решил, что домашний праздник не успели организовать из-за подготовки к послезавтрашнему масленичному гулянию – сил и возможностей попросту не хватило.
Но нет. Оказывается, по поводу этого праздника была в «Разноцветных педалях» своя концепция. На большом электронном табло календаря, который висел у входа в бар, было написано, чем день восьмое марта запомнился в истории. Так что про восьмое марта, Клару Цеткин, Розу Люксембург и их вклад в борьбу за права женщин было рассказано так, что Валере, прочитавшему это, тут же стало стыдно. Он тоже знал, что неистребимое желание что-нибудь праздновать и дарить-получать подарки давно перевесило смысл праздников. А смысл, писала педальная пресса, всегда должен быть. Раз отменили седьмое ноября и связанный с ним режим, нужно отменять и приклеенные к нему остальные праздники – день первой победы неактуальной красной Армии и день программного выступления ныне политически непотребных коммунистических женщин. У нового отечества должен быть свой календарный день защитника, точно так же как и у независимых женщин этого отечества свой праздник получения подарков – вот на чём настаивал календарь Арины Балованцевой. Ну всё это Валера и сам знал, только не мог так чётко сформулировать. Он постоял у календаря, похихикал с Пользой – что по аналогии с днём независимости от поляко-литовцев можно двадцать третье февраля переправить в день независимости от австро-венгров и согласия с ними, а восьмое же марта – днём примирения с Гвинеей-Бисау, от которой наше государство тоже теперь совершенно независимое.
Похихикал – и, ощущая себя суровым неформалом, отправился продолжать нести дежурство.
В течение которого он припомнил, что призыв любить и поздравлять своих женщин/мужчин в любой другой день календаря здесь, в «Разноцветных педалях», исполняли с удовольствием.
В короткий перерыв Валера стыдливо пробрался к своему шкафчику и вытряхнул в него из карманов штанов и куртки мелкие мягкие игрушки – он собирался подарить их на Восьмое марта позитивно настроенным к нему здешним женщинам. Для укрепления этого самого позитива, дружбы и рабочего участия. Даже Абумовой хотел макаку презентовать – чтобы были мир, дружба, жевачка. Ох, хорошо, что не нужно теперь дарить!.. Он первого апреля подарит. Интересно, может, день дурака тут тоже не в чести? Валера решил, что будет в этот день предельно внимательным – и посмотрит.
Конечно, Валера не хотел, чтобы Арина Леонидовна подумала, что он лентяй и увиливает. Он старался, как мог. Он ввинчивал шурупы, он натягивал тросы, он скреплял между собой составные части здоровенных резиново-каркасных кукол. Он даже участвовал в переговорах с детьми, которые, изнывая от безделья, шныряли по парку и приставали с вопросами. Завтра, всё завтра. И призы будут, и на столб за сапогами полезут.
Ха – за столб, намазанный мылом, отвечал Валерин начальник Репник! Именно ему предстояло сначала забраться туда, повесить на крестовину хромовые сапоги, самовар, огромную плюшевую игрушку и коробку с видеокамерой, а затем, для усложнения задания, этот самый столб тщательно намылить.
Конечно, Гена по столбу не полез, рано утром в воскресенье (а Валера ещё затемно явился в парк и чкался по аллеям) он подогнал машину с лестницей, взобрался наверх, навешал призов, обработал аттракцион мыльным составом и занял свой пост.
Чкался Валера не просто так. Он проверял флажки и гирлянды, раскачивал, тестируя на устойчивость, персонажей сказок, мультфильмов и ростовые фигуры медийных лиц, с которыми гуляющие могли бы фотографироваться, фанерные домики, из которых через несколько часов начнут торговать пирогами и блинами. Всё держалось, не шаталось.
* * *
