25
– С чего начнем? – спросил Игорь.
Лиза долго листала дневник, а потом столько же ковырялась в портфеле, прежде чем отыскала нужную книгу.
– С природоведения. Параграф двадцать шестой. Пищевые цепочки.
Игорь кивнул и посмотрел в окно. Семьдесят шесть серых шлакоблоков стены соседского забора полностью заполняли оконный проем. Атмосферу заточения не разрушали даже розовые занавески в мелкий цветочек. Когда Прохоровы въезжали в дом, Лиза просила комнату в мансарде, но Игорь с Мариной решили, что будет справедливее поселить в светлой комнате Сережу. В его жизни и так было слишком много темноты.
– В природе все связано, – начала рассказывать Лиза, – жизнь каждого животного – волка, лисы, ежика – связана с жизнью других. Потому что каждое животное кого-то съедает. И его тоже кто-то съедает.
Игорь подумал, что вот такое простое, не облеченное в форму заумных формулировок и терминов повествование предельно точно передает истинное положение дел. Природа конкретна и страшна в своей циничной простоте.
– Сильные съедают слабых. И чем сильнее животное, тем больше слабых животных оно может съесть. Ну, в общем, как-то так. У нас в классе рядом с доской висит картинка пищевой пирамиды. Там все нарисовано. Смотришь на нее и рассказываешь. В самом низу там трава всякая нарисована, а наверху – медведь. Потому что медведь – хозяин леса. Но его может убить охотник. Пап, а людоедов ты видел когда-нибудь?
– Нет.
– А они существуют?
Поиски вершины пищевой пирамиды неожиданно вышли за границы школьной программы. Интересно, как бы отреагировала Елена Викторовна на такой дополнительный вопрос?
– Ну, когда-то существовали в Африке, – ответил Игорь.
– Тогда они могли бы скушать охотника, который убил медведя.
– Ну, если только чисто теоретически.
– А людоеды умирают?
Как будто в голове дочки какой-то злобный тролль переводил стрелки, направляя мысль от одного темного тоннеля к другому.
– Да.
– Их закапывают в землю, а потом их едят черви. Верно?
«Черви будут есть нашего малыша», – эхом отозвалось в голове.
Последнее слово она произнесла заметно тише. Игорь облизал губы и постарался придать лицу прежнее нейтральное выражение. Черт! Она действительно сказала это? Господи! Это не может быть простым совпадением. Слова психа сбываются. Круг замкнулся пару недель назад, и теперь все повторится снова. Может быть, немного изменившись, но не в своей сути.
– …И нас тоже съедят, – закончила Лиза, уже совсем еле слышно.
26
«Запись 6 от 31.09.2017 г.
Есть мнение, что причина всегда бывает только одна. Я так не думаю. Очень многие вещи имеют значение. Хотя в комплексе причин обязательно есть главная. Событие, ставшее первым звеном в цепочке кошмаров, случилось ночью с шестого на седьмое августа две тысячи третьего года. Меня разбудил пронзительный женский крик. Он вдруг оборвался, как будто рот зажали ладонью. Я открыл глаза и прислушался. За окном шумел ветер, и где-то далеко, в нескольких кварталах от дома, рокотал мотор автомобиля.
В то время мы снимали двухкомнатную квартиру на пятом этаже новостройки. У соседей под нами был маленький ребенок, у бабульки справа – черный пудель. Звук, показавшийся мне криком, мог быть чем угодно, в том числе и частью сновидения. От этой мысли пульс замедлился, дыхание пришло в норму. Я перевернулся с боку на бок, но, прежде чем успел закрыть глаза, вдруг увидел, что вторая половина кровати пуста.
По совету Ольги Владимировны мы спали на разных краях кровати. Полное воздержание, чтобы не навредить ребенку. Можно было бы предположить, что Марина вышла в туалет или перешла спать в гостиную (пару раз, когда я особенно громко храпел, она перебиралась на диван), если бы не голос, вдруг окликнувший меня из темноты.
– Игорь!
Это был голос Марины. Хриплый, севший и обреченный, как последняя, заведомо напрасная попытка. Предчувствие огромной беды вдруг окатило меня волной. Беды уже случившейся, но мне еще неизвестной. Я вскочил с кровати и побежал в ванную.
Вся комната была в крови: кафель, ванна и унитаз. Марина стояла на коленях посреди комнаты лицом ко мне, и я видел ее вытаращенные черные глаза с расплывшимся на весь глаз зрачком. Заплаканное бледное лицо было измазано кровью. Ее скрюченные, как куриные лапы, пальцы тянулись ко мне. Она выглядела будто вдруг очнувшийся от наркоза и свалившийся с операционного стола больной. Оцепеневший от вида собственных кишок, вывалившихся из живота на пол, и умоляющий хирурга о помощи.
– Господи! Что случилось? Кто это сделал?
Она вдруг посмотрела куда-то поверх моего плеча. Я резко обернулся. За спиной в полумраке прихожей не было никого. Я схватил стоявшую в углу швабру (единственный предмет в ванной, который мог быть использован в качестве оружия) и вошел в темный зал. Холодный линолеум под босыми ногами сменился на теплый ворс ковра. В углу горел красный индикатор на телевизоре. Я нащупал выключатель и зажег свет. Никого. На журнальном столике среди оберток от крекеров стояли две немытые кружки. Я обещал прибраться, но забыл. Казалось, что мы пили чай в прошлой жизни. Я заглянул под диван и отодвинул занавески. Никого. Оставалась кухня. Больше ему прятаться было негде.
Меня трясло от волнения. Кровь струями била в барабанные перепонки. «Спокойно. Не давай страху овладеть тобой. Сохраняй способность критически оценивать собственные мысли». Так я говорил пациентам в периоды обострений. И теперь обнаружил, что эти слова совершенно бесполезны. Как и любые другие.
Тот, кто залез в квартиру, должен был стоять прямо за кухонной дверью. Ему просто больше некуда было деться. И скорее всего, у него в руках был нож. Возможно, даже наш кухонный нож, которым несколько часов назад я отрезал два ломтика лимона к чаю. Швабра в моих руках выглядела глупой и неуместной шуткой. Мелькнула мысль выбежать на лестничную площадку и позвать на помощь.
– Игорь, – услышал я голос Марины.
Я бросил швабру и, часто оборачиваясь, ожидая нападения сзади, вернулся в ванную.
– Пожалуйста, помоги мне подняться, – прошептала жена.
– Он на кухне.
– Здесь никого нет. – Она протянула мне руку, показывая жестом, чтобы я помог ей встать.
Я взялся за липкую ладонь. Крепко, чтобы ее рука не проскользнула. Подхватил ее под мышки и с трудом поставил на ноги. Под торчащим животом сквозь ночную рубашку просочилось огромное, почти черное кровавое пятно. Кроме крови на ткани не было ни дыр, ни порезов.
И тогда я все понял.
– Нам нужно в больницу. Прямо сейчас нужно в больницу. Я не чувствую его. Он не бьется… – Она едва шевелила губами.
Она сняла ночную рубашку и обтерлась ею. Потом залезла в ванну, повернулась ко мне спиной и включила душ. В черное сливное отверстие потекла красная вода. Мне стало неловко наблюдать за ней.
