Игорь перевел взгляд с ветки ореха на жену. Взгляд Марины больше не скользил по экрану планшета, а замер в верхнем правом углу. Игорь отвернулся и прижал трубку плотнее к уху.
– Я знаю, что вы были на кавказском полигоне, – сказала старуха, – и знаю, что тварь, которая живет в земле под Деревом, преследует вас.
– Галина Сергеевна, сейчас мне не до ребусов.
– Вы отдали ему кровь, а взамен получили жизнь.
Он почувствовал, как на виске запульсировала жилка, а предплечье покрылось гусиной кожей.
Это просто смешно. Чего ты боишься? Худшее, что могло с тобой случиться, уже произошло.
– Я остановилась в «Уюте». Это за перекрестком Маяковского и Советской Армии. В трех кварталах от автовокзала. Бывшее общежитие литейно-механического завода. Комната двадцать восемь. Посетителей не пускают, но вы могли бы заехать за мной.
Общежитие литейно-механического находилось за мягкой границей.
– Там не припаркуешься, – соврал Игорь, – давайте лучше около Главпочтамта.
– Тогда уж лучше в парке Победы на «Черемушках». На шестой лавке от центрального входа, в четыре.
– Послушайте, если насчет детей, вернее – насчет сына вы серьезно, я могу подъехать прямо сейчас. К общежитию литейно-механического, если вы так хотите.
– Не надо. В парке Победы в четыре.
– А может…
– В парке Победы в четыре, на шестой лавке от входа.
– Хорошо, я буду.
Старуха сбросила вызов.
– Кто звонил? – спросила Марина, сделав первый шаг в сторону перемирия.
– Никто, – ответил он. – Так, пациентка.
«Просто знакомая», – мелькнуло в голове.
21
Доронин отправил ложку борща в рот и скривился. В защиту больничного повара главврач как-то сказал, что спартанская кухня способствует быстрейшему выздоровлению. Если под выздоровлением считать непреодолимое желание выписаться из больницы, то спору нет. Два года назад у Доронина был нормальный обед каждый день, а не эти помои из столовой. Настя отлично готовила.
Доронин отставил тарелку и отвел взгляд от компьютера. По привычке за обедом он заполнял попутную макулатуру, которой год от года становилось все больше.
М-да, Настя отлично готовила и плохо переживала безденежье. Жена была самой большой жертвой профессии. «Выбирай, я или больница», – сказала она два года назад. Доронин любил свою работу и не любил ультиматумы.
Громко зазвенел звонок двери в отделение. Кого там еще черти принесли? Все, кого он ждал, уже разошлись. Кажется, он погорячился, когда запретил медсестрам отпирать двери и разговаривать с родственниками пациентов.
За дверью стояла очкастая девочка в желтой куртке с ранцем за спиной и бумажным пакетом в руках с надписью «Невская сдоба».
– Здравствуйте. А можно мне увидеться с Прохоровой Елизаветой?
– Ты ведь умеешь читать? – спросил Доронин и указал пальцем на прикрепленный к двери файл.
– Да. Но я подумала…
– Не надо думать. Просто читай.
Девочка отступила на шаг назад и опустила глаза. Лоб сморщился, губы как будто вдруг припухли. Доронин осекся. Она не имела ни к больничному борщу, ни к бывшей жене, ни к Коле Павлушкину никакого отношения.
– Как тебя зовут? – Доронин слегка наклонился, чтобы лучше слышать ее.
– Оля.
– Оль, ты молодец, что пришла. И Лизе, когда она поправится, будет очень приятно, что у нее есть такая подруга. Но я тебя не пущу.
Он хотел добавить «не положено», но передумал. Зачем плодить вранье? Причина – не в установках начальства, а в том, что с некоторыми вещами лучше знакомиться как можно позже (а еще лучше – никогда).
– А вы не могли бы передать ей пирожки? – Она протянула зажатый в руке пакет.
– Не передам. Сегодня она точно не сможет их съесть, да и завтра, скорее всего, тоже.
– Я могу сдать кровь для переливания. У меня первая группа. Всем подходит.
– Оль, ей не надо сейчас ничего, кроме везения и покоя.
– Тогда возьмите вы. – Она снова протянула пакет.
– Угощаешь?
Девочка кивнула.
– Знаешь, у нас в отделении к пирожкам предвзятое отношение. В определенных условиях даже образованные люди становятся суеверными. Но я возьму парочку. Себе и сестре, если ты не возражаешь.
Девочка радостно закивала головой. Она пришла сюда, чтобы сделать что-нибудь полезное для своей подруги, и сейчас он мог помочь ей в этом, просто приняв угощение.
– Спасибо, – сказал Доронин и взял два пирожка из пакета. – А теперь мне пора.
– До свидания.
Доронин закрыл дверь. Ему следовало поторопиться. Через сорок минут он должен был передать историю болезни Коли Павлушкина в морг.
22
Тучи закрыли небо, и стало сумрачно, как вечером. Голые деревья блестели сырыми стволами, под ними ковыряли грязь серые вороны. На порожках молча курили два парня в спортивных костюмах. Сколько помнил себя Игорь, больничный двор всегда выглядел уныло. В любую погоду.
– Две минуты. Я скоро вернусь, – сказал Игорь Марине, протягивая ключи от «Тойоты». – Прогрей пока.
Единственный больничный туалет, в который можно было беспрепятственно войти, находился в приемном отделении. Из-за тонкой перегородки доносились голоса. От мокрого холодного пола воняло мочой и хлоркой.
Игорь зашел в кабинку. Унитаз был чистым. На двери висел график уборки, густо заполненный подписями. Щеколда была сломана – погнутый язычок не входил в паз, но нижний край дверцы располагался достаточно высоко для того, чтобы отличить свободную кабинку от занятой. Он отвернулся обратно к унитазу и расстегнул ширинку. Игорь почти никогда не мочился в писсуары. Парурезис, или синдром стеснительного мочевого пузыря. Тоже психическое расстройство, но сущая ерунда по сравнению с той фантасмагорией, которой сейчас была забита его голова.
Чтобы отвлечься, Игорь стал читать надписи на перегородке. «Под окном сегодня в пять пронесли покойника. У покойника стоял выше подоконника». Писали на пластике. С кафеля надпись бы сразу оттерли. «Отсосу недорого» и замалеванный черным прямоугольник. Возможно, здесь был номер телефона врача или медсестры, указанный обиженным пациентом. Игорь вспомнил Доронина. Сегодня коллега был не так оптимистичен. Отвечал односложно, часто тер подбородок и ничего не сказал про «надежду на лучшее». Мелкие черепки на его колпаке скалились особенно зловеще.
– А где парень? – спросил Игорь, прежде чем выйти из палаты, и указал на пустую каталку, на которой вчера лежал мальчик без ноги.
– Выписали, – ответил Доронин.
