Отдай то, что должен, или он заберет втройне.
Забрать сына и бежать отсюда, пока это еще возможно. Да, Лиза умрет. Но человеком, а не чудовищем. Доза ничего не значит. Дерьмо даже в микроскопической дозе остается дерьмом. Круг почти замкнулся. Но только почти.
Он нащупал за поясом завернутый в пакет нож, достал его и зашвырнул далеко в темноту. Жребий брошен в буквальном смысле этого слова. Мысль о том, что он не станет убивать сына, принесла глубочайшее облегчение. Этот светлый момент длился не больше десяти секунд. До тех пор, пока он не сделал шаг, переступая через ствол. Под ногами раздался громкий щелчок.
17
– Началось, – сказал вслух Доронин, когда пульсометр выдал двойную паузу.
Он резко поднялся и задел ногою термос с кофе. Термос качнулся, но не упал.
«Хорошая примета», – отметил про себя врач. Хотя он верил больше пульсометру, чем приметам.
Девочка медленно шевелилась во сне и тихо стонала. Из-за трубки во рту слов было не разобрать. Монитор показывал желудочковую аритмию и просевшее давление. Слух не подвел. Начинается. По спине пробежали мурашки.
Доронин подошел к двери и крикнул в коридор.
– Аня!
Хлопнула дверь, застучали каблуки по коридору.
Врач вернулся к кушетке. Детская рука, торчавшая из-под простыни, посинела. Содержание оксигемоглобина в крови семьдесят девять процентов. Задыхается. Доронин поправил прищепку и прислушался к шипению сжатого воздуха в ИВЛ. В жизни бывает много ярких событий с падающими сверху конфетти, салютом, музыкой и танцами, но два главных чаще всего происходят в тишине, в окружении немногочисленном и немногословном.
Аня вошла, поправляя на ходу выбившиеся из-под колпака волосы.
– «Преднизолон» струйно, пять кубов! – скомандовал Доронин. – И доставай наш чемоданчик.
Доронин добавил кислорода на аппарате искусственного дыхания. Стащил простынь с Лизы и приложил фонендоскоп к тощей детской груди. Кажется, жидкости нет. «Кажется» – в его работе плохое слово. УЗИ? Кто его сейчас будет делать? И перкутировать нельзя – перелом ребер.
«Преднизолон» не помог. Вялое копошение перешло в агонию. Девочку пришлось привязать, чтобы она не оборвала провода и трубки.
Не сдаваться. На прошлой неделе он проиграл. Но сейчас лучше было не думать об этом. Давай, боец. Не дрейфь. И выброси из головы всякую чушь. Лучше вспомни про обещание. Нет. Не то, которое ты давал на четвертом курсе института, и не вчерашнее – Прохорову. А то, которое ты давал себе. И постарайся не оказаться пустозвоном.
– Готовь адреналин для прямого укола. – Собственный голос звучал спокойно и уверенно.
Хотел бы он чувствовать себя так же. Аня покосилась на него поверх маски.
– Поживее.
Сам он достал из сумки дефибриллятор и начал разматывать провода.
18
Щелчок. Огромные острые зубы вцепились в ногу. Хрустнула кость. Боль пронзила голень. Игорь упал на бок и закричал. Его крик отразился эхом в тишине леса. Огромные челюсти неподвижно застыли, как будто ожидая реакции жертвы. Он слегка потянул ногу на себя, но это микроскопическое движение не принесло ничего, кроме новой боли. Носок повлажнел, напитываясь теплой кровью.
На этот раз Тварь не стала ждать, пока кто-то кого-то убьет. Она слишком проголодалась. Игорь подумал о размерах того, что имеет такие челюсти. Это нечто должно быть в разы крупнее человека.
Ради интереса всегда хотел порыть здесь, но что-то мне подсказывает, что я не найду здесь ни одной косточки. Оно сжирает все подряд. Без разбора.
Игорь приготовился к мощному рывку вниз, под землю, и раскинул руки в стороны. Как будто это могло ему помочь.
Но ничего не произошло. Вцепившись в ногу, Тварь застыла.
Игорь поднялся на локтях и увидел Сережу. Тот все еще завороженно стоял перед Деревом. Взгляд прилип к серебристому, мерцающему звездой предмету на нижней ветке. Предмет висел невысоко, и если бы Сережа захотел, он мог бы без труда взять его в руки. Но сын только смотрел. Как на пчелу, сидящую на цветке.
«Во-первых, зима. А во-вторых, если бы это дерево вдруг расцвело, пчелы дохли бы еще на подлете», – подумал Игорь и прищурился, чтобы лучше разглядеть предмет.
Он скорее догадался, чем увидел. Отсвечивающий желтым – это ключ от ординаторской. Он длиннее остальных и всегда при вытаскивании цепляется за внутреннюю поверхность кармана. А темный хвостик – это кусочек затертой до сального блеска замши с надписью «WELCOME HOME». С чувством юмора у Твари все в порядке, это Игорь понял еще из разговоров со Шматченко. Но как сюда попали ключи?
WELCOME HOME. Микки Маус, работающий на израильскую разведку, и Дед Мороз с мешком, из которого воняет тухлятиной, под алтарем, похожим на новогоднюю елку. Грубовато, но смешно. Ну на самом деле смешно. Несмотря на боль в перекушенной ноге, Игорь усмехнулся. Потом еще раз. Громче и дольше. И еще. Как будто он вдруг заразился смехом от хохота сына. А смех – зараза с очень коротким инкубационным периодом. Все верно – когда он бежал, смешинка залетела в рот. Или ее туда ему затолкали. Внезапный приступ веселья было явно искусственным, вызванным нарочно. Даже не синтетическая шутка из радиоприемника, а кое-что намного грубее, похожее на щекотку.
Вдруг веселье оборвалось – ногу пронзила боль, и секунду спустя Игорь увидел, как сзади к Сереже приблизилась тонкая черная фигура.
– Не трогай его! – крикнул Игорь. – Сережа, беги! Давай! Обратно к машине!
Мальчик повернулся, посмотрел на человека за спиной, но не сдвинулся с места. Фигура шаркающей походкой прошла мимо сына и остановилась в нескольких шагах от Игоря. Лицо было в тени, и если бы не знакомая синяя дубленка с пушистым воротником и промокшими кисточками длинного ворса на рукавах, Игорь принял бы ее за Солодовникову.
– Голова кружится, – сказала Марина. – Он был совсем слабым. Я дала ему немного поесть.
Она показала перебинтованное окровавленным шарфом запястье. Ракурс чуть изменился, и теперь Игорь видел ее лицо, усталое и обвисшее, дрожащие белые губы и ввалившиеся глаза.
– Фантазии продолжаются? – спросил Игорь скорее себя, чем ее.
– Да. Здесь они никогда не заканчиваются, – ответила она.
Под Деревом зашуршало. Послышался звук осыпающейся земли, и на краю стенки, ограждавшей дыру в земле, появилась рука. Потом вторая. И из-под земли выполз сгорбленный тощий человек, опутанный корнями. Он был одет в истлевшую военную форму, и две уцелевшие пуговицы на воротнике гимнастерки тускло поблескивали в исходящем от Дерева свете.
– Он больше не может терпеть, – сказала Марина.
Существо поднялось на четвереньки, понюхало воздух и медленно поползло вперед, к Игорю, волоча за собой сплетения корней. Оно вылезло из тени на свет, и Игорь разглядел его безносое и безглазое лицо, сморщенное, как кора дерева.
