Дин внимательно рассмотрел свои ладони, вытянул длинные красивые пальцы.
— Не обижайся, Мейси, но я бы предпочел, чтобы ты была правдива со мной с самого начала. Ты понимала, что я не настроен на такие… несерьезные отношения, так почему же первым пришел, чтобы разобраться в них, все-таки я? Не хватило смелости?
Не готовая к таким суровым словам, Мейси прервала Дина, чувствуя, как слезы туманят ее взгляд:
— Мне казалось, я была с тобой честна.
— Ты не была честна с собой — до настоящего момента, полагаю. Теперь-то мне ясно, что ты никогда не воспринимала наши свидания всерьез, а ведь я в это время мог познакомиться с кем-то еще в попытке наладить свою жизнь. Собственно, я и встретил одну женщину, только хотел сначала прояснить, что происходит между нами.
— Что ж, Эндрю, поступай как тебе удобно. От себя могу сказать лишь, что я была искренна с тобой и…
— Искренна?! Мейси, ты меня поражаешь! Я стал для тебя удобным спутником — выходные там, обед здесь, прогулки, когда ты пожелаешь… Сплошная выгода!
Мейси вскочила, дрожа.
— По-моему, Эндрю, тебе пора. Мне хотелось расстаться более мирно, но, судя по твоим словам, это невозможно.
Эндрю Дин тоже поднялся на ноги и ответил, не скрывая сарказма:
— Что ж, так тому и быть, Мейси Доббс, психолог и детектив. — Он осекся и добавил, вздохнув: — Извини, это я, наверное, зря.
Мейси кивнула и без единого слова проводила Эндрю к дверям. Достала из кладовки пальто, подала ему.
— Поезжай осторожней, на дорогах скользко.
— Я остановился неподалеку, в больничном корпусе, так что все будет в порядке.
— Удачи, Эндрю.
— И тебе, Мейси.
Дин повернулся и ушел.
Мейси включила свет в спальне, открыла гардероб. Ей не хотелось сейчас думать о Дине или размышлять над обстоятельствами их разрыва. Она вытащила голубой кашемировый кардиган, палантин, села на край кровати, прижала их клипу и расплакалась. Несмотря на облегчение, в сердце гуляло холодное дыхание одиночества, барьером от которого и служило знакомство с Эндрю. Но использовать его в качестве буфера перед страхом остаться одной и впрямь было нечестно. В роли поклонника Дин был чудесен и обожал Мейси с первых дней их знакомства, однако она просто не могла поступиться работой.
Отвернув покрывало, Мейси залезла в постель и закуталась в одеяла, подарив себе несколько минут уюта, перед тем как встать и прожить остаток вечера. Ее била дрожь, хотя в спальне было тепло. Когда слезы почти иссякли, она призналась себе, что именно работа на Бассингтон-Хоупов дала ей ключ к пониманию того, чего она хочет от жизни, того, чего раньше она не могла определить, чего-то неуловимого, чего она никогда не смогла бы достичь рука об руку с Эндрю Дином. Она полюбила цвет — в пейзажах, характерах людей, да просто цвет: на полотнах, ткани, бумаге. Эндрю, конечно, милый и жизнерадостный, но мир, в который она случайно заглянула, встретившись с Джорджиной, походил на взрыв свежести: в нем была сила, был порыв, заставивший Мейси почувствовать себя бабочкой, порвавшей кокон и ждущей, пока высохнут крылья, чтобы взлететь. И как же ее раненая душа возродится, если сейчас она привяжет ее, запретит себе этот полет?
Вот что лежало в глубине ее недовольства. Мейси выбралась из кровати и отыскала книгу, в которой делала пометки: «…гордо создаст нечто новое из свободы и мощи своей души…» Сможет ли она поступить так же с собственной жизнью? И если сможет, не рухнет ли наземь, подобно Икару? Как там говорила в прошлом году Присцилла? «Вечно ты норовишь держаться в безопасности». Теперь Мейси попала в круг людей, для которых эти слова стали бы проклятием. Голова шла кругом, ее кидало от душевного подъема к отчаянию, она осуждала себя за то, что так много думает о себе, в то время как семья Билов и сотни подобных ей борются с настоящими бедами. Мысль о Присцилле только добавила грусти — Мейси очень не хватало их глубокой и искренней дружбы. В прошлом году она съездила к Присцилле во Францию и убедилась, что по-прежнему скучает без близкой подруги.
После срыва Мейси почувствовала то же одиночество, что и после смерти матери. Знакомство с Эндрю подарило ей возможность протянуть нить в будущее, дало якорь, который помог укрепиться в настоящем, в жизни вдали от войны, от потери Саймона, от преследующих ее зловещих образов. Но сейчас Мейси поддалась соблазну поднять якорь, чтобы плыть туда, куда потянет ее влияние Джорджины, ее семьи и друзей.
Она снова вздрогнула, замерзшая до мозга костей, и вспомнила предупреждение леди Роуэн. Не похожа ли она, Мейси, на Джорджину, если сил ей неожиданно придал мир красок, слов, творчества? Может ли она стать похожей на тех людей, относительно которых предостерегала ее леди Роуэн, людей, использующих своих близких?
Обессиленная, Мейси откинулась назад. Морис не советовал ей брать на себя чрезмерные нагрузки, учитывая неустойчивость ее выздоровления. И хотя он в принципе одобрял переезд на собственную квартиру, ему казалось, что время выбрано неудачно, что Мейси следует еще хотя бы три-четыре месяца пожить в особняке Комптонов. Но Мейси рвалась вперед, привлеченная хорошей ценой и желанием подчеркнуть независимость, подчеркнуть способность крепко, обеими ногами, стоять на земле. Даже если эти ноги совсем недавно подгибались.
Осознав, что она уже готова приписать себе все смертные грехи, Мейси встряхнулась, вытерла слезы и глубоко вздохнула.
— Что ни делается, все к лучшему, — произнесла она, имея в виду разрыв с Дином, и улыбнулась, вновь вспомнив о Присцилле. Мейси точно знала, что сказала бы подруга, стряхивая пепел с сигареты и размахивая свободной рукой, чтобы подчеркнуть свои слова: «На твоем месте я бы наревелась до последней капли соленой воды, потом напудрила бы нос, оделась шикарней некуда и порвала бы этот город!..»
Утирая ладонью глаза, Мейси подошла к зеркалу, завернувшись в изящный голубой палантин. Да, вкупе с черным платьем вполне приличный вечерний наряд для самостоятельной женщины.
Мейси вышла из дома в десять, зевая на ходу. Женщин, которые развлекались по вечерам в одиночку, становилось все больше и больше. Они уже не встречали осуждения, тем более что мужчин на всех просто-напросто не хватало. По собственному опыту Мейси знала, что после войны многие холостяки довольно легкомысленно относились к девушкам, предпочитая ни к чему не обязывающие отношения. Судя по всему, Ник Бассингтон-Хоуп исключением не являлся.
Мейси взяла с собой список клубов Джорджины, намереваясь заглядывать во все по очереди в поисках своего якобы друга Гарри Бассингтон-Хоупа. К счастью, теперь, после ухода Джойстона-Хикса с поста министра внутренних дел, заходить в клубы можно было безбоязненно, игры в «кошки-мышки» закончились.
Два клуба находились в Челси, два — в Сохо и один — на Мейфэр. К тому времени как Мейси добралась до «Станислава» в Сохо, она уже наловчилась заглядывать внутрь, перебрасываться словами с мужчиной у входа и улетучиваться, услышав, что Гарри ожидают позже или вообще на следующий день. Судя по всему, за ночь он успевал выступить в нескольких клубах, но ей не хотелось сидеть и ждать, когда он появится.
