— Черт! — выругалась Мейси, видя, как одна из деревянных половиц выскочила со своего места. Меньше всего ей хотелось что-нибудь в доме испортить. Стоп! Не это ли она ищет?
Мейси встала на колени, чтобы получше разглядеть подскочившую деревяшку, и тут же поняла, что это не целая половица, а отпиленный от нее кусок, который не был заметен до тех пор, пока его загораживало отодвинутое теперь кресло. Схватив фонарик, Мейси посветила в образовавшееся отверстие и запустила туда пальцы. Просунув руку поглубже, она сумела ухватить и вытащить довольно плотный конверт, посветила на него и прочла надпись: «ДЖОРДЖИНЕ». Мейси закусила губу, раздумывая, прилично ли заглянуть внутрь, потом тряхнула головой и вскрыла конверт. Из него выпал завернутый в бумажку ключ и адрес в юго-восточном Лондоне. Мейси шумно вздохнула. Интуиция — хорошо, а везение — лучше!
Снова закрыв тайник половицей и поставив на место кресло, так чтобы нанесенный ею урон не был замечен сразу, Мейси собрала вещи, последний раз оглядела вагончик, убеждаясь, что оставила все как было, и уже взялась за ручку двери, как вдруг бросила сумки на пол и вернулась. Ее порыв нельзя было объяснить логикой, она старалась не думать, что подтолкнуло ее к такому поступку, — просто открыла дверцу шкафа и вытащила шинель. Слушая, как волны бьются о берег, а в вышине кричат чайки, Мейси зарылась лицом в грубую шерсть и вдохнула застарелый запах, вернувший ее в совсем другое место и время.
И хотя она никогда не встречалась с Ником Бассингтон-Хоупом, в эту минуту он стал ей близок и понятен. Пережив смерть, он снова открыл для себя жизнь, но, стремясь избавиться от засевшего в нем ужаса перед войной, искал успокоения среди широких просторов, в размеренном ритме природы. В его работах послевоенного периода Мейси явственно замечала тяжелую руку страха. Однако, достигнув душевного равновесия, за которым он ездил так далеко, Ник вернулся с новой легкостью, с более широким взглядом на мир. Наступившая зрелость принесла ему не только умение, но и прозорливость, с какой он писал свои самые лучшие образы, предпочитая держать их при себе до окончания работы. И хотя они уже никогда не встретятся, Мейси знала, что это расследование, как и все остальные, таило какой-то дар, урок, столь же осязаемый, как и шинель, которую она прижимала к сердцу.
Аккуратно повесив ее обратно в шкаф, Мейси улыбнулась и в последний раз погладила колючую ткань, словно живое существо, каждой шерстинкой впитавшее чувства и переживания хозяина.
* * *
Нолли удивилась, однако тепло поприветствовала Мейси, без приглашения заехавшую в дом Бассингтон-Хоупов. Отец с матерью, по ее словам, вышли на прогулку, захватив альбомы для набросков, чтобы выжать все возможное из ясного морозного дня.
— Сегодня холодно, возможно, придут пораньше, но вообще это их многолетняя привычка, прогулки явно идут им на пользу.
Нолли проводила Мейси в гостиную и, извинившись, вышла, чтобы дать указания прислуге.
Мейси побродила по комнате, радуясь, что осталась одна и может не спеша рассматривать то какую-нибудь из картин, то подушку, расшитую оранжевым, лимонно-желтым, лиловым, красным и зеленым в сочетаниях, которых она никогда бы не встретила в Челстоне. Интересно, каким этот дом был до войны? Пестрые стайки художников и интеллектуалов всех мастей как мошки слетались к яркому свету, который излучали Пирс и Эмма. За обеденным столом право голоса было у каждого — даже у Ника и Джорджины, и свободомыслящие друзья родителей слушали и поддерживали их. Купания в реке, пикники у мельницы, импровизированные спектакли, рождающиеся на каждом шагу, малыш Гарри со своей трубой, развлекающий гостей — разумеется, тогда, когда его не дразнят близнецы. А как же Ноэль? Джорджина говорила, что сестра всегда держалась особняком, но у Мейси сложилось ощущение, что она просто другая, и Пирс с Эммой любят ее не меньше остальных детей. Разговор с Ноэль в прошлый приезд получился слишком коротким, образ старшей сестры выходил каким-то бледноватым. Что ж, пора раскрасить получившуюся картинку.
На буфете стояла коллекция семейных фотографий в серебряных, деревянных, черепаховых рамках. Мейси подошла поближе, чтобы рассмотреть лица, которые могли рассказать многое, пусть и профессиональных, сделанных в студии фото. Она быстро переводила взгляд с карточки на карточку, торопясь запечатлеть их, пока не вернулась Ноэль. Одна из фотографий, задвинутая за остальные — юная пара в день собственной свадьбы, — привлекла ее внимание. Очевидно, глядя на себя и своего свежеиспеченного мужа, сестра Джорджины вспоминает счастливые и беззаботные времена. Мейси взяла фотографию, закрыла пальцем нижнюю часть лица и жениху, и невесте и увидела в их глазах любовь и счастье, радость и надежду. Сколько таких же фото вытирают от пыли женщины средних лет — вдовы или те, кто так и не успел до войны выйти за своих любимых. Мейси поставила фотографию на место. Как раз вовремя.
— Держу пари, вы жалеете, что приняли предложение моей сестры! — Одетая в шерстяную юбку, шелковую блузку и вязаный кардиган, Нолли замотала шею красным шарфом, который, казалось, освежил цвет ее волос, пусть и не таких ярко-медных, как у Джорджины, но не менее пышных и красивых, вовсе не бесцветных, как показалось Мейси в первый раз.
— Напротив, оно позволило мне посетить множество интересных мест.
Ноэль протянула руку в сторону лабрадора; пес, увидев ее жест, встал со своего места у камина и подошел к хозяйке.
— А-а-а, наверное, вы искали Гарри. Да, он бывает в интересных местах.
Мейси засмеялась.
— Совсем неплохо немного поразвлечься — там, где выступает ваш Гарри.
Ноэль немного оттаяла и засмеялась вместе с Мейси.
— А ведь он и правда неплох, верно?
— Неужели ходили слушать?
— Любопытство, сами понимаете. — Она помолчала. — Ну и сестринская опека, куда же без нее.
— Что ж, ясно.
— И мне. Очень тяжело сознавать, что я ничего не могу сделать для Гарри, хоть и пытаюсь его вытянуть.
— Боюсь, такого на экзамен в филармонию не затащишь.
— Это уж точно, — вздохнула Ноэль. — Он снова влип в историю? Вы потому приехали?
— Я приехала потому, что второй раз побывала в вагончике Ника, и у меня возникло несколько вопросов, если вы не возражаете.
Разговор был прерван приходом экономки, которая подала чай с кексом и лепешками.
— И что от меня требуется? — спросила Ноэль, передавая Мейси чашку.
— Похоже, после смерти Ника в его доме побывали три члена семьи. Полагаю, это вы, Джорджина и ваш отец.
— Да, — кивнула Ноэль. — Там было так тяжело находиться, что мы вскоре уехали. Собирались вернуться еще раз, попозже. Вагончик, конечно, придется продать, но пока Эмма просит оставить все как при Нике, и я не могу не пойти ей навстречу. — Она наклонилась, ставя чашку на поднос. — Скажу вам честно: дай мне волю, я бы продала все немедленно, нет смысла рыдать над прошлым, нужно жить дальше. Думаю, Ник и сам хотел бы того же.
