Она вновь легла. Дракон затих, убаюканный ее интересом к работе.
— Мадемуазель Доббс! — Пронзительный голос мадам Тьерри сопровождался громким стуком в дверь. — Мадемуазель!
Мейси вскочила с кровати и открыла дверь. Мадам Тьерри держала конверт.
— Это письмо принесли совсем недавно. Лежало на столе, когда я вернулась с огорода, собирала овощи. Хотите супа с saucisson
[14]? Очень вкусный, по рецепту моей матушки.
Мейси взяла конверт и улыбнулась:
— Мм, пряными травами даже здесь пахнет! Я охотно попробую ваш суп.
Мадам кивнула:
— Позову, когда все будет готово. Вы сейчас моя единственная гостья. Время отпусков закончилось, приезжих мало.
— Спасибо, буду ждать.
Хозяйка пансиона пошла вниз по лестнице. Прежде чем сунуть палец под клапан конверта и распечатать письмо, Мейси заперла дверь на замок. В конверте лежал листок плотной кремовой бумаги:
Добро пожаловать, мадемуазель Доббс!
Буду очень признательна, если завтра в полдень Вы составите компанию мне и моей внучке Паскаль за обедом. В нашем городке о приезжих узнают быстро, особенно сейчас, когда большинство из них уже уехало. Паскаль изучает английский и мечтает поболтать с настоящей англичанкой.
Мы с нетерпением ждем Вас.
До встречи завтра.
Мадам Шанталь Клеман.
Времени на ответ почти не оставалось, но Мейси подозревала, что приглашение Шанталь Клеман равносильно приказу. Похоже, владелица шато пользовалась уважением горожан.
Мейси задумчиво постучала пальцами по сложенному письму и подошла к окну. Огни шато едва светились в кромешной темноте над полями за садом мадам Тьерри. Внезапно краем глаза Мейси уловила какое-то движение и повернула голову влево. Не человек ли вон там, под яблоней? Не желая, чтобы ее заметили, Мейси отошла от окна, стараясь, однако, держать сад в поле зрения. Кто-то за ней следит. Но кто? Мейси еще раз вгляделась в темноту, затем покачала головой, сердясь на саму себя. Из открытой задней двери вырвалась полоса света, и послышался голос мадам Тьерри:
— Philippe! Philippe! Attention!
Старый пес, ворча, поднялся на лапы и неторопливо побрел на зов хозяйки. «Может, я приняла собаку за человека?» Прищурив глаза, Мейси бросила последний взгляд в окно и, опустив жалюзи за кружевными занавесками, повернулась к зеркалу. Плеснула в лицо воды и вытерлась полотенцем.
— Мадемуазель Доббс! Суп готов!
Мейси открыла дверь.
— Уже иду! Un moment, s’il vous pla t!
[15]
Глава 18
Мейси проснулась от дразнящих ароматов свежего хлеба и крепкого кофе. Дома бы она сразу же встала, но сейчас позволила себе поваляться в постели, дав волю мыслям. Она не отправила письмо Эндрю, как обещала, и решила, что непременно напишет ему сегодня. Честно говоря, Мейси беспокоили эти отношения. Несмотря на легкий характер Дина, готовность поддерживать ее в работе и то, что он понимал ее как никто другой, она чувствовала некое отчуждение. Она посмотрела на пушистые облака, между которыми синело небо. Неужели и ей суждено бесцельно плыть по жизни, находя радость только в работе? Похоже, она особо не задумывалась, когда переезжала на Ибери-плейс, да и вообще ни о чем не думала, кроме новых дел. В общем, решила Мейси, покупка квартиры — хорошая мысль, возможность… поэкспериментировать. Да, узнать наконец, что ей нравится, а что нет. Она сама выберет нужные вещи, мебель, занавески — и, конечно, никаких кружев! Мейси встала и подошла к окну. Может, проще с головой окунуться в работу? Не думать о жилье, о повседневных мелочах? Наверное, Эндрю будет лучше одному или с другой женщиной — той, чью жизнь не омрачает прошлое, той, что раньше никого не любила.
Мейси склонила голову к оконной раме. Задняя дверь распахнулась, на порог вышла мадам Тьерри, которая, глядя в сторону кухни, показывала на сад.
— Philippe! Attention! Vite, vite!
[16]
Старый пес протрусил из кухни через двор и устроился под яблоней. Мейси пригляделась. Кого видела она вчера вечером? Всего лишь собаку, а человеческий силуэт просто померещился из-за причудливой игры теней в пятне света? Мейси отвернулась от окна и торопливо облачилась в коричневые брюки, коричневый вязаный кардиган, удобные туфли на низком каблуке, обмотала шею шарфиком. Взяла жакет и, надев берет, сбежала вниз по лестнице во двор.
— Bonjour, Philippe.
Мейси подошла к псу и протянула руку ладонью вверх, чтобы тот обнюхал. Филипп не шевельнулся. Мейси наклонилась поближе и поняла, что пес глухой. Почувствовав прикосновение, он повернул голову и позволил Мейси присесть рядом, погладить серую морду и отвисшее ухо.
— Ага, вот почему ты не лаял. Или здесь никого не было, кроме тебя, старый плут?
Пес лизнул ее в лицо и пару раз дернул хвостом, что вполне сошло за виляние. В последний раз погладив собаку, Мейси направилась к яблоне, под которой ей вчера примерещился человек. Наклонилась, потрогала землю.
Кто-то и вправду здесь был. Похоже, следы мужских ботинок. Она окликнула Филиппа. Ничего, даже хвост не дрогнул. Пес крепко спал.
— Мадемуазель Доббс! Мадемуазель Доббс!
Мадам Тьерри вновь стояла в дверях, но в этот раз звала Мейси, а не свою собаку.
— Пардон, мадам. Я хотела поздороваться с вашим псом.
Мадам Тьерри рассмеялась.
— Ну, тогда вам придется говорить очень громко, ведь Филипп глух как пень. Это из-за него я привыкла кричать.
* * *
Утро прошло в приятном безделье. Мейси осмотрела город, неторопливо прогулялась по узким мощеным улочкам. Дойдя до городской площади, остановилась у памятника жертвам войны, на миг закрыла глаза в почтительном молчании. Ее любопытство пробудила мемориальная доска на двери церкви неподалеку, и Мейси подошла поближе, чтобы прочитать надпись.
От горожан в память о мэре Сент-Мари Фредерике Дюпоне, Жорже Борене и Сюзанне Клеман, казненных германскими оккупантами в 1918 году.
Они погибли за Францию и свободу Сент-Мари.
«Погибли за свободу Сент-Мари? Сюзанна Клеман?» — мысленно повторила Мейси. Какая связь между женщиной, которая пригласила ее в гости, и этой самой Сюзанной Клеман? Мейси взглянула на часы. Пора идти в шато к Шанталь Клеман и ее внучке Паскаль.
Мейси переоделась в черную шерстяную юбку и кремовую шелковую блузку, накинула на плечи кардиган и надела берет, закрепив его шляпной булавкой с янтарной головкой. По уже знакомой тропе дошла до места, где сгорел Рейф Лоутон. Постояла в тишине, которую нарушал только шорох ветра в кронах деревьев, попыталась представить, как все случилось. Конечно, если летчик совершал разведывательный полет над вражеской территорией, это поле выглядело вполне подходящим для аварийной посадки горящего самолета, вернее, летающего гроба, — если, конечно, он и вправду горел перед тем, как столкнуться с землей.
