— Ты очень проницательна, Мейси. Я сразу это заметила при первой нашей встрече. Но мне тоже не чужда наблюдательность.
— И что?
Еще одно колечко дыма.
— Иногда невозможно взять и победить дракона вот так. — Присцилла прищелкнула пальцами. — Нужно уметь не тревожить его, успокаивать, если вдруг он проснется, и самое главное — научиться его уважать.
— Продолжай, я слушаю.
Присцилла повернулась к Мейси.
— Я не привыкла к таким разговорам, но вот что мне кажется: драконы — это часть нас самих. Что случилось, то случилось. Нам всем досталось от зубов ужасной твари, войны. Тебе нужно признать это и жить дальше.
— Я думала, что уже сделала это.
— Мы все так думаем… До тех пор, пока дракон вновь не начнет дышать нам в спину. Посмотри на моего мужа, поэта и писателя, чье творчество привлекает всеобщее внимание. В нем живет дракон и во мне тоже. Если ты признаешь своего дракона, то сможешь его приручить. Твой дракон, Мейси, ожил только потому, что ты не хочешь его признать. Думаешь, что если загрузить себя работой, то прошлое тебя не настигнет.
Мейси встала и отряхнула брюки. Присцилла задела ее за живое. Но на то она и Присцилла.
— Прис, я должна туда поехать.
Присцилла затушила сигарету и положила окурок в портсигар.
— Да, я понимаю. Только будь осторожна, Мейси. Береги себя. — Она взглянула на часы. — Пора отвезти тебя на вокзал. Поезд отправляется в двенадцать.
Глава 24
В поезде Мейси пренебрегла осторожностью и проспала большую часть пути, убаюканная перестуком колес. Оно, наверное, и к лучшему: времени на пересадку в Париже оставалось совсем мало. Можно было бы не делать крюк, а поехать в Реймс сразу из Биаррица, не будь расписание местных поездов таким запутанным и ненадежным. Когда Мейси покупала билет, она спросила, обязательно ли ехать через Париж, но кассир взглянул на нее поверх очков-полумесяцев и сообщил, что любой другой маршрут «только для страстных поклонников железнодорожного транспорта».
Морис все еще был в Париже, но Мейси не собиралась встречаться с ним до совместного возращения в Англию. Она телеграфировала ему, что проведет какое-то время в Реймсе и сможет увидеться с ним только в конце недели. В Биаррице Присцилла уже собралась и ждала приглашения на встречу с Шанталь Клеман и Паскаль.
В голове Мейси роились планы и мысли, требующие серьезного внимания, и когда наконец она задремала, ее сон был тревожным и беспокойным: в нем снова лилась кровь. Мейси привиделось, что она хочет сорвать спелую ежевику в челстоунском саду, но неожиданно задевает запястьем острый шип, и из разодранной вены идет кровь: тоненькая алая струйка становится ручьем, а потом рекой. Усилием воли Мейси отогнала от себя страшную картину, но в следующем сне увидела Францию тысяча девятьсот семнадцатого года. Мейси словно вернулась на эвакуационный пункт, где врачи вместо хирургических инструментов использовали мясницкие тесаки, ампутируя одну конечность за другой. Мейси подавала инструменты, чувствуя, как подол шерстяной форменной юбки пропитывается кровью, которая нескончаемым потоком льется на пол. Мейси проснулась с ясным сознанием, когда поезд уже замедлил ход перед Парижем. Глядя в окно на дождливый день, она вздрогнула: последний сон не был фантазией или исковерканным образом прошлого. В военное время мясницкий фартук считался чуть ли не частью медицинской формы, которую надевали врачи, сражаясь со смертью — с чудовищем, что сопровождало каждого раненого, вынесенного с поля битвы и доставленного на эвакуационный пункт.
Мейси встала, тряхнула головой, пригладила волосы и посмотрелась в зеркало над сиденьем. Довольно отметила, что выглядит неплохо — лицо посвежело под лучами летнего солнца в Биаррице. Новая мода на загар ей не нравилась, но было приятно, что круги под глазами стали почти незаметными. Мейси взяла сумочку, отряхнула широкие вельветовые брюки и рукава коричневого твидового жакета, подхватила багаж и пошла к выходу.
Она отказалась от услуг носильщика и вышла из вагона. Сзади хлопнула дверь. Мейси не стала оглядываться — не хотелось мешать другим пассажирам, которые хватали чемоданы и саквояжи, спускались на перрон и вливались в поток людей, движущийся к выходу. Однако сейчас она шагала вдоль платформы и испытывала непреодолимое желание повернуться и посмотреть, кто сошел с поезда следом за ней. Из своего вагона она вышла последней, значит, тот, кто захлопнул дверь, ждал в соседнем вагоне. Ладони Мейси покрылись холодным потом, ручка саквояжа едва не выскользнула из пальцев. Мейси ускорила шаг, направляясь к выходу из вокзала и ища взглядом такси.
Едва сдерживаясь, чтобы не побежать, Мейси на ходу перехватила ручку саквояжа, рискуя потерять равновесие. Она чувствовала, что ее преследуют, и изо всех сил пыталась оторваться. Безуспешно — чья-то рука схватила ее за локоть. Мейси охнула.
— Мисс Доббс?
Мейси повернулась, готовая закричать. Лицо знакомое, в последний раз она видела этого человека в Сент-Мари — неужели прошло всего три дня? — когда он украдкой заходил в лес, где Мейси нашла жестянку с именными жетонами Питера Эверндена. Англичанин.
— Что вам нужно? — спросила Мейси, пряча страх за негодованием.
Мужчина крепко держал ее за локоть.
— Сохраняйте спокойствие, мисс Доббс. Пожалуйста, ведите себя так, словно рады неожиданной встрече со старым другом. — Он растянул губы в улыбку, поцеловал Мейси в щеку, но взгляд его серых глаз был холоден. — Не кричите и не пытайтесь привлечь внимание. Давайте сюда ваш багаж и идемте со мной.
Мейси высвободила руку и оглянулась на жандарма, который расхаживал у билетной кассы.
— Не стоит, мисс Доббс, не поможет. Идемте со мной, это в ваших же интересах.
Мейси не двинулась с места.
— Куда вы собираетесь меня увезти?
Голос англичанина прозвучал твердо и уверенно:
— К человеку, который знает ответы на ваши вопросы.
В ту же минуту у нее мелькнула догадка, к кому именно ее повезут и почему. Мейси отдала саквояж, но крепче сжала ручку портфеля, решив, что доверять стоит до определенных пределов.
— Тогда поехали.
Англичанин без тени улыбки взял саквояж левой рукой и, придерживая правой Мейси за локоть, вывел ее из переполненного здания вокзала к автомобилю. Водитель открыл дверь, отсалютовал англичанину, который сел в машину вслед за Мейси, и плотно задернул шторки на всех окнах, закрывая обзор. Мейси знала, что бесполезно спрашивать, куда они едут, — никто не ответит.
Автомобиль замедлил ход и остановился так осторожно, словно доставил во дворец кого-то из королевской семьи, а не привез пленницу в логово похитителя. Англичанин вышел из машины первым и подал Мейси руку. На узкой улочке, застроенной великолепными особняками, стоял типичный парижский дом: серый камень, узкие длинные окна с затейливым орнаментом на рамах. Мейси подняла голову и увидела в слегка затемненном окне второго этажа знакомое лицо. Она кивнула, и человек за стеклом поднял руку, давая понять, что тоже ее узнал.
