— Благодарю. — Джорджина рассмотрела секретаря. Его улыбка показалась ей заразительной, а глаза добрыми.
— Я заварил свежего чаю.
— Спасибо, Билли, то, что нужно. На улице ужасно, — улыбнулась Мейси и жестом пригласила посетительницу в кабинет.
Три стула у газового камина, поднос с чашками на столе. Джорджина сняла пальто, повесила его на крючок за дверью и села на средний стул. Между сыщиком и секретарем чувствовалась удивившая ее теплота. Помощник явно боготворил начальницу, хотя романтической любовью тут и не пахло. Тем не менее журналистский нюх Джорджины мигом уловил какую-то связь, и она предположила, что специфика работы породила доверие и уважение друг к другу, хотя кто тут главный, становилось ясно с первого взгляда.
Джорджина переключила внимание на Мейси, а та тем временем достала новую картонную папку, несколько цветных карандашей, пачку карточек и бумагу. Ее темные курчавые волосы были когда-то подстрижены под боб, однако стрижку давно пора было освежить. Не очень-то следит за внешностью? Или просто слишком занята работой? Кремовая шелковая блузка и длинный синий кашемировый жакет, черная юбка в складку и черные туфли на ремешке смотрелись достаточно стильно, но вместе с тем оставляли впечатление, что удобство для их хозяйки важнее капризов моды.
С Джорджиной Мейси не заговорила до тех пор, пока секретарь не налил гостье чаю и не убедился, что она удобно устроилась. Джорджина не позволила себе откровенно рассматривать хозяйку, однако ей показалось, что та сидит с закрытыми глазами, словно погрузившись в мысли. Посетительница вновь ощутила то же тепло, что охватило ее на улице, ей захотелось задать вопрос, но вместо этого она рассыпалась в благодарностях.
— Огромное спасибо, мисс Доббс, что согласились принять меня. Я вам очень обязана.
Мейси дружелюбно улыбнулась. Не так широко и открыто, как ее секретарь, скорее как человек, который полностью уверен в себе и чувствует себя в своей стихии.
— Питаю надежду, что вы поможете мне… — Джорджина подалась к Мейси. — Мне рекомендовал вас человек, которого мы обе знаем со времен учебы в Гертоне.
— Не мать Констанция? — склонила голову Мейси.
— Как вы догадались?
— В прошлом году мы возобновили отношения. Я всегда любила ее лекции, особенно потому, что на них надо было ходить в монастырь. Какое удачное совпадение, что орден переехал в Кент. — Мейси помолчала. — Итак, в связи с чем вы навестили мать Констанцию и что побудило ее направить вас ко мне?
— Я, в свою очередь, не могу не признаться, что ее уроки наводили на меня тоску. Зуб отдала бы, лишь бы не ходить. И все-таки именно к ней я обратилась, когда… — Джорджина сглотнула. — Когда мой брат… мой брат… — Она не смогла выговорить следующее слово.
Мейси вытащила из черной сумочки, висевшей на спинке ее стула, носовой платок и положила посетительнице на колени. Ноздрей Джорджины коснулся аромат лаванды. Она всхлипнула, вытерла глаза и продолжила:
— Мой брат погиб несколько недель назад, в начале декабря. Заключение — смерть от несчастного случая.
Она взглянула сперва на Мейси, потом на Билли, словно убеждаясь, что они оба слушают, потом уставилась на пламя в камине.
— Он художник… был художником. Трудился ночью в картинной галерее накануне первой за долгие годы крупной персональной выставки и вроде бы как свалился с лесов, возведенных для работы над самой большой картиной. — Она помолчала. — Очень хочу, чтобы кто-нибудь помог проверить мои… подозрения. И мать Констанция послала меня к вам. От полиции, как я уже поняла, толку никакого — тот, что позвонил мне, как только нашли брата, был, похоже, очень рад, когда я объявила, что намерена обратиться к частному детективу. Честно говоря, мне показалось, ему больше всего на свете хочется от меня избавиться.
— И как его имя? — Мейси с готовностью подняла ручку.
— Инспектор Ричард Стрэттон из Скотленд-Ярда.
— Стрэттон был рад, узнав, что вы решили обратиться ко мне? — подняла голову Мейси.
Джорджина удивилась, заметив, что щеки сыщицы вспыхнули, а темно-синие глаза сощурились и потемнели еще сильнее.
— Н-ну, да… Как я уже сказала, я страшно надоела ему своими расспросами.
Мейси сделала еще одну пометку и осведомилась:
— А какой помощи вы бы хотели, мисс Бассингтон-Хоуп? Что именно я могу для вас сделать?
Джорджина выпрямилась на стуле и запустила пальцы в густую влажную от снега шевелюру, завитки которой, подсохнув в натопленной комнате, выглядели еще роскошнее. Подергала лацкан твидового пиджака цвета мускатного ореха, поправила на коленях мягкие коричневые брюки.
— Я уверена, Николаса убили! Не мог он сам упасть с лесов, я знаю: кто-то толкнул его или устроил так, чтобы он упал! — Джорджина сверлила взглядом Мейси. — Моего брата окружали как друзья, так и враги. Он был вдохновенным художником, а люди, с готовностью открывающие душу, легко вызывают в окружающих как любовь, так и ненависть. Его работы собирали и похвальные, и негодующие отзывы, в зависимости от того, кто на них смотрел. В общем, я хочу, чтобы вы разобрались, отчего он погиб.
Мейси кивнула, все еще хмурясь.
— Я так понимаю, полицейские составили какой-то протокол?
— Как я уже сказала, к месту гибели вызвали инспектора Стрэттона…
— Да, и мне непонятно, почему именно его.
— Несчастье случилось ранним утром, возможно, инспектор как раз дежурил? — предположила Джорджина. — К его приезду патологоанатом уже закончил предварительный осмотр… — Она осеклась, комкая в руках платок.
— Однако я уверена, что инспектор Стрэттон провел тщательное расследование. Чем же помогу вам я?
Джорджина застыла, мускулы на шее заметно натянулись.
— Я подозревала, что вы спросите что-то в этом роде. Думаете, я хочу использовать вас в роли адвоката дьявола
[29], да?
Джорджина невольно продемонстрировала напор, который когда-то принес ей скандальную известность. Мисс Бассингтон-Хоуп, бесстрашная журналистка и путешественница, прославилась в двадцать два года во Фландрии, когда переоделась мужчиной, чтобы поближе подобраться к линии фронта. Она привезла оттуда истории не о генералах и успешных сражениях, а о простых людях, об их смелости и страхе в бою, о жизни солдат на передовой. Ее очерки публиковались в газетах и журналах по всему миру и, подобно картинам брата, вызывали столько же критики, сколько и обожания, а сама она заслужила репутацию как храброго репортера, так и закоренелой карьеристки.
— Я знаю, чего хочу, мисс Доббс. Я хочу правды и, если понадобится, отыщу ее сама. Но мои возможности ограниченны. Кроме того, я уверена: делаешь что-то — используй лучшие инструменты, невзирая на цену. В данном случае лучший инструмент — вы. — Она дотянулась до чашки с чаем, взяла ее обеими руками и покачала в ладонях. — Вы зададите вопросы, которые не задали другие, и заметите подозрительное там, где они оказались слепы.
