Складывалось впечатление, что кроме ее «эм-джи» на дороге вообще нет машин, так тихо было кругом. Переезжая узкоколейки Ромни, Хита и Димчерча, она крутила головой в разные стороны, постоянно сверяясь с картой Джорджины. Мейси показалось, что с юга гораздо больше старых домов, переделанных из вагонов, так что у маяка она повернула направо и ехала по извилистой дорожке, пока не добралась до вагончика, где до недавнего времени жил Николас Бассингтон-Хоуп.
Мейси припарковала машину, закуталась в шарф и вылезла — с трудом, потому что ветер пытался захлопнуть дверцу. Дойдя до вагончика, она достала ключи. К счастью, к помощи радушного Амоса Уайта прибегать не пришлось. Чтобы закрыть дверь изнутри, пришлось навалиться на нее всем телом. Попав в дом, Мейси облегченно вздохнула, радуясь, что наконец-то спряталась от пронизывающего ветра.
— Все кости переломаешь на этих болотах! — вслух посетовала она, размотала шарф, сняла шляпку, осмотрелась и замерла. Переделанный из вагона коттедж вызывал искреннее удивление.
Не снимая пальто — тут, как и на улице, было очень холодно, — Мейси вытерла шарфом капли воды с волос и лица и обошла комнату. Честно говоря, она не помнила, что ей представилось при словах Джорджины о том, что брат жил в перестроенном из железнодорожного вагона доме, но вряд ли она вообразила себе колючую красную шерстяную обивку сидений, темные деревянные стены и двери с табличками, гласившими: «первый класс» или «третий класс». Сама она скорее вообразила бы что-то вроде усовершенствованного товарного вагона и не была готова к шикарному интерьеру, окружавшему ее теперь.
Возле масляной лампы на серванте лежали спички, Мейси смахнула с лампы пыль, подожгла фитилек. И была вознаграждена теплым пламенем, которое окружал, потеснив сумерки, расплывчатый шар света.
— Так-то лучше.
Мейси пристроила сумочку на стол и обошла большую комнату. Идеальный порядок, продуманный интерьер — совершенно очевидно, что Ник намеренно сохранил самые интересные детали обстановки вагона. Обстругал, зачистил, покрыл лаком и отполировал до блеска мощные деревянные перегородки и половицы. Стены выкрасил кремового цвета темперой, а окна, выходившие на море, закрыл темными полотняными шторами. Два кожаных кресла, которые скорее подошли бы какому-нибудь джентльменскому клубу, стояли неподалеку от дровяной печки, которая, в свою очередь, разместилась у перегородки справа от входа. На одном краю каменного, обложенного черепицей очага лежала горка высохшего плавня, на другом стояли здоровенный полный воды чайник и какая-то каминная утварь. Вдоль другой перегородки высилась деревянная кровать; бордовое покрывало свешивалось со всех сторон и словно перетекало в персидский ковер, сотканный из всех оттенков красного — от алого до почти оранжевого, от малинового до вишневого. Напротив комода стоял буфет с полкой для посуды и открытой частью внизу, где Николас Бассингтон-Хоуп расставил банки.
Небольшая комната словно излучала тепло, столь необходимое для жизни в этой части побережья в любое время года.
Открыв следующую дверь, Мейси обнаружила, что дом состоит не из одного, а из двух вагонов, стоявших бок о бок. Дверь вела в маленький тамбур — нечто вроде холла. Окна на длинной стене второго вагона были закрашены белым и расписаны на манер фресок. Оставив их на потом, Мейси продолжила рассматривать жилище Ника Бассингтон-Хоупа. Из коридорчика она попала в студию и санузел, хотя ни водопровода, ни сантехники в Дандженессе не водилось. Из удобств были деревянный умывальник, кувшин и кружка на мраморном столике и ночной горшок, прикрытый простой белой тряпкой. Мейси заподозрила, что каждое утро местным жителям приходится совершать короткую пробежку по галечному берегу до кромки моря, чтобы опорожнить горшки. В гардеробе нашлось немного одежды: три рубашки, синие вельветовые брюки, коричневый шерстяной джемпер и тяжелая непромокаемая куртка. Зарывшись в шкаф поглубже, Мейси нащупала что-то шершавое, даже колючее, и вытянула за рукав армейскую шинель Ника Бассингтон-Хоупа. Потом развернула ее и инстинктивно поднесла к носу.
«Господи, зачем я это сделала?!»
Она подняла шинель на вытянутых руках и вышла в студию, чтобы получше рассмотреть. На подоле до сих пор виднелись грязные брызги, а поднеся шинель поближе к свету, Мейси увидела на рукаве огромное засохшее пятно — кровь. «Господи, так он берег ее все это время!» Мейси прикрыла глаза и прижала шинель к себе, чуя запах смерти, засевший в складках ткани, которая хранила что-то увиденное молодым художником во время войны. Вернув шинель в шкаф, Мейси постояла, держась за его ручку и пытаясь представить, о чем думал Ник, держа тут шинель, с которой не мог расстаться.
Сумерки почти сгустились, а Мейси не выполнила и части того, что запланировала для себя сегодня утром. Мысленно пометив себе расспросить Джорджину, почему никто не забрал из дома одежду Ника, она двинулась дальше. Ей всегда казалось, что в мастерской художника должен царить беспорядок — разбросанные эскизы, подтекающая из незакрытых банок краска, тряпки в разноцветных пятнах, разбросанные по полу книги и бумаги. Теперь, глядя на чисто убранную, ухоженную студию, она осознала, что имела примерно то же представление о «людях искусства», что и Стрэттон. Мысленно укорив себя, она двинулась вдоль стен мастерской, в которой Ник Бассингтон-Хоуп создал картины, принесшие ему известность.
На стене, параллельной первому вагону, висел специальный деревянный ящик для красок. Он напомнил Мейси почтовые ящики в новостройке, которая теперь считалась ее домом. Здесь, однако, каждое отверстие было выкрашено в свой цвет, и в каждом виднелись баночки и тюбики разных оттенков синего, красного, желтого, зеленого, черного, оранжевого и фиолетового. В банках побольше, на весело расписанном чайном столике, были расставлены всевозможные кисти. Возле серванта, под окнами, стоял мольберт, а у новой перегородки, отделяющей студию от ванной комнаты, — комод, где хранилась бумага всевозможных размеров, а также дерево для рам и чистые холсты. На полу Мейси увидела корзину с чистыми, выстиранными, хотя и в пятнах краски, тряпками, а у одного из окон — удобное мягкое кресло и столик с альбомами для эскизов и карандашами.
— Так где же твои работы, Николас? Куда ты их спрятал? — спросила Мейси, нарушив тишину студии.
Держа лампу в левой руке, она попыталась правой открыть нижний ящик комода. Там обнаружились целые кипы изрисованных альбомов, и Мейси, так и не сняв пальто, уселась на пол, чтобы их пролистать. Каждый был подписан и датирован. Не успела она открыть первый из альбомов, как в дверь громко постучали.
Мейси вздрогнула от неожиданности, схватила лампу и поспешила открыть настойчивому гостю.
За дверью стоял крепкий мужчина ростом не выше самой Мейси, в длинной прорезиненной куртке и шерстяной шапке на седеющей рыжей голове. Волосы его были заплетены в длинную густую косу, штаны из той же прорезиненной материи заправлены в ботинки с отворотами. Мейси с трудом удержалась от улыбки — у нее не возникло никаких сомнений в том, кто это такой.
— Вы, должно быть, мистер Уайт, — сказала она, не дав ему возможности открыть рот и осведомиться, что незнакомка делает в доме недавно погибшего соседа.
