— Спи, любимая, — поцеловал ее волосы за ухом, обнимая и грея своим теплом. — Наговоримся еще…
Так и заснули оба, буквально переплетясь друг с другом, точно как прошлой и позапрошлой ночью. И не мешало им это, наоборот, диким казалось уже иначе спать.
Глава 23
Будильник включился, заставив его глаза открыть.
Странное дело, ведь не пацан, и с женщиной далеко не первый раз, и женат вон даже был, а накрыло его так, что и вспомнить такого не мог. Да и не было еще такого в жизни Леонида. Уже размышлял и пытался вспомнить. НЕ такое… сильное, не настолько мощное и пронзительное. Когда действительно ясно и четко понимаешь — твой человечек, и упустить, отпустить от себя не можешь, несмотря на все доводы и логику, на понимание, что не денется же никуда и завтра снова встретятся.
Казалось бы, после опыта его брака, радоваться бы и стремиться к ничему не обязывающему стилю отношений. «Пришел-ушел» на выходных, встретились, пообедали вместе… Ан нет! Вообще не про них и не то! Ему вся Ксеня вдруг до разрыва легких нужна стала! До последнего жеста какого-то, торопливого последнего глотка утреннего кофе и раздраженной хмурой складки между бровями в утренней спешке…
Влюбился. Да. Как пацан, сказать бы… Но нет. Не так мальчишки любят.
По-взрослому и уже в полной мере понимая хрупкость и ценность всего: и подобных встреч, и совпадения двух чужих же, по сути, людей, и двух жизней, еще вчера бывших не пересекающимися линиями… Как раз потому, что не пацан уже давно, всякое на пути по жизни было, и находки, и потери, мог оценить и осознать, что нельзя и тупо терять хоть минуту, все ловить надо жадно, хватая руками, губами, прижимая к себе, до мышечной дрожи в себя впечатывая!
Вот уснул в половину четвертого вроде, еще с час лежал рядом с ней, когда Ксюша уснула, отключившись на полуслове, полусмехе, что-то продолжая ему рассказывать и доказывать, не смысл важен был, сами эти мгновения с нею. И в чужой же постели, если здраво рассудить. В доме, что еще недавно другому мужчине домом был… А не в том дело. В ней, в женщине в этой, распахнувшей перед ним и свое сердце, и свою жизнь, и дом этот; глядящей на него таким взглядом, что Леонид своих глаз от нее отвести не мог, надышаться рядом с ней воздухом не выходило… Влюбился. Но не как мальчишка. Как слишком взрослый человек, как мужчина…
Будильник Ксюши снова зазвенел, заставляя ее тяжело и обреченно вздохнуть, завозиться в его руках, пытаясь выключить, — так и не расплелись во сне, туже, казалось, руками-ногами спутались. А она не выспалась, он понимал… Леня тоже, кстати, не то чтобы отдохнул, только и дико счастливым себя ощущал сейчас, что не пропустил, не потерял это утро! Видит ее еще сонную, не проснувшуюся, ловит спокойное и глубокое дыхание, первый взгляд и улыбку…
Не удержался, наклонился, прижавшись к приоткрытым губам, словно слизывая шепот Ксюши и ее «доброе утро». Глотнул слова, полные счастья и любви, такой же радости от того, что он рядом, — бодрило сильнее кофе!
Перекатился, укрыв ее собой сверху, переплел их пальцы, ладони к ладоням, запрокинул ее руки наверх, на подушки, за голову, продолжая целовать! Накрыл всем телом, кожа к коже. Хочет безумно, дико, жадно как-то! Вперемешку секса и смеха, стонов ее и просто счастья в глазах, никакого отношения к чувственности не имеющего. Нападает на губы, облизывая и прикусывая. И да, все понимает и знает: и про завтрак, и про время, и про то, что ей дочь еще в школу, и самим на работу, а ему еще и домой заехать было бы неплохо… А по боку! Будто горячая, тугая и плавкая ртуть в венах вместо крови! В груди распирает и давит, обжигает изнутри нервы. И тихий стон Ксюши ему по затылку гонит дрожь, когда толкается, проникает, плавно погружается… Хорошо ей! Он знает, чувствует, как любимую женщину под ним крупная дрожь трясет, которую ни унять, ни контролировать невозможно. И Ксюша выгибается под ним, чтобы самой прижаться еще плотнее, больше!
— Леня! — тихо, шепотом, а так пронзительно, словно в его голове, в сердце этот ее голос, весь череп ему заполняет, звенит в ушах!
— Да, любимая, доброе утро! — выдыхает так же тихо ей в губы с последним толчком, со своим хриплым стоном. — Самое доброе, — мышцы тяжелые, знает, что придавил, что тяжело и двигаться ей не позволяет…
А Ксюша улыбается, будто глубже под него пытаясь укутаться, распластаться, совпасть больше… И в ее улыбке, в сонных и удовлетворенных глазах такая любовь в ответ, такое счастье, что у него горло перекрывает. Не знает Леня слов, чтобы это отразить и описать, чтобы звуками выразить, кроме как снова заставить ее стонать от удовольствия и счастья, самому в сиплом дыхании потеряться…
Но теперь уже действительно вставать надо… А у них вся жизнь впереди — тут уже не сомневается, и ей не позволит…
— Надо вставать, — Ксюша тихо, едва слышно выдыхает ему в шею, вдавив ногти в плечи Лени. Вторит его мыслям.
— Надо…
Не спорит, ловя эти последние, такие хрупкие и ценные мгновения утренней страсти их внезапного, да и незапланированного секса, когда просто тела сами решают, и движения, как продолжения стука сердца. И тут пары минут сейчас достаточно, а остальное — вечером нагонят, ночью, после новых разговоров…
Целует в последний раз и помогает встать, выключая таки этот чертов будильник, вновь начавший играть сигналом. Проснулись! И не из-за него вовсе. А с таким началом любой день счастливым будет, Леня знает, в глазах Ксюши, в ее улыбке эту уверенность читает.
— Мне нравятся такие пробуждения каждое утро, — лукаво заметила Ксюша ему через плечо, шлепая босыми ногами в ванную.
— Я тоже от них в восторге, сладкая, — умудрился догнать и поцеловать в плечо, по пути разыскав свое белье и джинсы.
Все ж таки не у себя, да и ребенка смущать и дезориентировать больше необходимого нельзя. Все понимал, а улыбка, как у ненормального, наверное, учитывая, что только шесть утра и спал Леня часа два не больше. Просто счастлив дико. И точно знает, что его Ксюша так же счастлива: в ее глазах и улыбке это четко видел.
В то утро Леня уехал, только кофе выпив, до того, как дочь Ксюши проснулась. Не хотел Марго тревожить, если честно, вносить смуту в их с Ксюшей привычное утро. Казалось, лучше чуть помедленней жизнь девочки менять, ведь и так ситуация для нее непростая. Кроме того, с вечера запомнил, что не так много у них съестного осталось, куда еще этих девочек объедать, и так Ксюшу от ветра шатает, да и Марго не то чтобы упитанная. Откровенно говоря, прибил бы Максима, не сумевшего своим женщинам внушить уверенности в их красоте и привлекательности, исковеркавшего в своей семье понимание здоровья.
Но днем, ясное дело, вытащил Ксюшу на обед. Уже традиция! И искренне был рад, что их офисы совсем рядом, и это вообще не проблема, еще больше времени вместе. А вечером снова приехал… Она пригласила, позвала с той же улыбкой, с какой утром на прощание его целовала. Как тут отказать? Привез два пакета продуктов, в основном таких, которые сразу резать и есть можно, чтобы Ксюша отговорки не искала в своей неспособности к готовке, и нормально питались эти «девушки», которые ему все дороже и роднее становились… Уже целиком «его».
