Вот и нынче утром дочь убежала уверенная в позитивной отметке — разобралась в теме с помощью Лени. А они теперь спокойно допивали кофе — успевали на работу, торопиться некуда… Леня уже пару раз замечал, что им можно и на одной машине ездить, офисы же рядом, он бы с радостью ее отвозил, чем «хвост-в-хвост» ездить. Но сегодня, так или иначе, ей была машина нужна, у Марго еще танцы после уроков, а бабушка с дедушкой не могли с внучкой, по традиции, вечер пятницы провести, их пригласили на юбилей к друзьям, собирались уже завтра Марго к себе позвать.
Наслаждались тихим утром, уже предвкушая выходные… Ксюша, кстати, только недавно заметила, что и вспоминать перестала о какао — не тянуло больше на горечь, выходит? Да и вообще… опасалась пока и заикаться вслух или даже с Леней обсуждать, но вот последние дней десять заметила, что у нее в голове, словно перемкнуло что-то, переключилось. Попустило ее в вопросе еды… Не в том плане, что все подряд есть стала, без разбору. Нет, иначе…
Для нее еда перестала проблемой быть.
Вечные торты теперь в холодильнике, пирожные, печенья, шоколад. Мясо, рыба… А она ест, когда голодная, и то, что хочется. Нет жора, нет неодолимой какой-то тяги к шоколаду тому же. Но и страха нет, что не то что-то съест, нет ужаса. И считать перестала, взвешивать.
Будто расслабилась и себя, само свое тело услышала, наконец. Хочет — ест сладкое, не хочет — с огромным удовольствием одним салатом обходится. И Леня счастлив, на самом деле, заметил то, что она отпустила этот вопрос, казалось.
Набрала вес? Сложно сказать — перестала каждый день на весы становиться, и тут проще внезапно. Да, прибавилось два килограмма, наверное, но это как-то и незаметно разошлось, словно просто мягкости какой-то в чертах добавилось, еще более женственной стала. И ужаса от этого нет, страха. Удивительно!
Ей Ольшевский комплименты отвешивать принялся, за что получил от Лени намек, «чтоб в ее сторону только с деловыми поползновениями рыпался», со всей их благодарностью, безусловно, чем заставил Александра долго и довольно хохотать. Да и на тренировки они все же ходили, так что тело не «расплывалось». Врач разрешила, велев режим отдыха нормализовать. Назначила курс лечения, который Ксюша соблюдала. Ничего страшного у нее не обнаружилось, тогда просто стресс сказался, испуг. Но больше тот горе-следователь в поле ее зрения не появлялся. Максим пообещал ей как-то, после одного из заседаний, что больше ее ничего не коснется. Леня приехал Ксюшу из суда забирать, она как раз на прием к врачу и была записана, а он все «не доверял», что она толком обследуется, решил с ней поехать. Леонид раздраженно и «ввел» бывшего мужа в курс дела с ее давешним приступом гипертонии и причинах, которые тот спровоцировали, когда Макс ее пытался задержать, чтобы «поговорить». Даже извинился.
Что ж, пока Максим свое слово держал.
Но сейчас на повестке дня был не ее бывший муж, а Татьяна.
Так же приветливо махнув Андрею, который крикнул ей через весь двор: «Привет, Ксюша!», и мгновенно вернулся к играм со щенком и с Марго, Ксеня пошла внутрь дома. Появление собаки еще больше сплотило детей между собой, и она, и Леня это отметили. Да и появился для нее и Маргариты повод и в течение недели сюда приезжать: дочка волновалась о питомце, накормлен ли? Всем ли Леня его обеспечил? И просто, скучает же новый друг!
— Тебе пора, Татьяна, я устал слушать этот бред. Ощущение, будто ты совсем с реальностью «дружить» перестала, — раздраженный и уставший голос Лени доносился из гостиной, заставив Ксюшу свернуть туда, едва она переступила порог дома. — Да твою ж!..
Непонятный, вроде, возглас. Если бы Ксеня сейчас не застыла на входе в открытое пространство и не видела их…
Леня и Татьяна стояли посреди комнаты, у той самой барной стойки, за которой они часто вместе с детьми завтракали на выходных. Руки Татьяны обвивали шею Лени. Его ладони лежали на ее руках. Сама женщина всем телом прижималась к нему. И они целовались.
Мгновение. Секунда-две. А картина в мозг впечаталась. И сердце сжалось в груди до такой боли, что вдохнуть не может, словно реально кто-то когтями впился в грудную клетку…
— Какого черта, Татьяна?!
Леня с силой сжал руками предплечья Татьяны и, кажется, даже с некоторым усилием расцепив захват женских пальцев, оттолкнул от себя бывшую жену. А потом с таким выражением отвращения, брезгливости какой-то… действительно сплюнул и вытер губы ладонью.
— Ты пьяная или что?! С какого дуба рухнула?
Леня и руку отер о джинсы с таким выражением гадливости, что Ксюша не выдержала — рассмеялась. На душе как-то мигом отлегло, хоть расскажи кому — не поймут же! Вон, мужа не видела никогда с любовницами, а не сомневалась, что изменяет. А тут — застукала, можно сказать… Да только ясно ей было, что никакого влечения Леонид к бывшей жене не испытывает, даже остатков.
Из-за смеха на нее наконец-то обратили внимание.
— Ксеня… — Леня мигом лицом потемнел и, одарив на ходу Татьяну просто-таки убийственным взглядом, тут же подошел. — Ксеня, даже в голову не бери…
— А что, пусть берет в голову, как раз! — хамовато вмешалась Татьяна, вздернув голову и уперев одну руку в бок. Выгодная для ее фигуры поза, кто ж поспорит?! — Да любому ясно, что ей ловить нечего, ни груди, ни ж*пы нет. Что за баба?! От такой любой мужик к нормальной женщине потянется, чтоб было за что взяться…
— Татьяна! — Леня одернул бывшую жену таким тоном, что Ксюше на месте той страшно бы было. — Ты никогда не посмеешь и слова сказать в сторону моей любимой женщины больше, поняла? Тем более в моем доме. Ясно? И порог мой больше не переступишь. Андрея я сам буду забирать. Езжай, лучше, домой. Иначе я обдумаю, а куда именно идут те деньги, что я на сына перевожу…
Слова повисли в воздухе каким-то тяжелым, весом в тонну, казалось, грузом. И Леня, главное, голос даже не повышал. Не кричал, тем более. Но все это так сказал, так на Татьяну глянул, что и сомнения не осталось: нет у него к ней никаких теплых чувств, в принципе.
Да и Татьяне не по себе стало, это бросилось в глаза, как женщина ни хорохорилась.
— Ни один нормальный мужик не променяет такую женщину, как я, на эту… доску. Ты еще ко мне вернешься, будешь назад проситься! — заявила она, но в голосе Тани заметно поубавилось гонора. Скорее, выглядело, будто она огрызается, как ущемленный ребенок.
