— Мне очень жаль, — с остервенением тру лицо.
— Эй, ты же не надумала реветь?
Как будто я когда-то ревела! Качаю головой из стороны в сторону. Одной рукой опираясь на подлокотник, помогаю себе встать.
— Саш, ты как вообще? — Галя неожиданно меняет тон, и я понимаю, что ее поведение до этого — чистой воды бравада. — Сильно они тебя приложили, ироды?!
— Да нет. Все нормально. Не беспокойся. Мне нужно переодеться, — растерянно оглядываю себя в отражении зеркала. — Здесь случайно не осталось моих вещей? Не помнишь?
— Да полно! Топай в душ. А я тогда первым делом наведу порядок у тебя в спальне. Эти козлы везде сунули свой длинный нос — там еще тот бардак.
Киваю. Медленно плетусь в свою старую детскую. Сквозь непрекращающийся шум в ушах пробивается знакомый звук. Телефон обнаруживаю на каминной полке.
— Привет! Я тебе уже сотый раз звоню, — возмущается в трубку моя лучшая подруга Наташа.
— Извини, Наташ… Я не слышала. У меня тут проблема. Точнее у отца… Я… — теряюсь. Делаю глубокий вдох, — в общем, его арестовали. А самое смешное, что я никак не соображу, как мне быть дальше. Что делать? Представляешь? Никак не соображу.
— Так ты у него на Никитской?
— Да.
— Оставайся там. И не делай глупостей. Я сейчас подъеду.
Наверняка у Наташи полным-полно дел, и по-хорошему я должна ей возразить. Пообещать, что сама со всем справлюсь. Но я молчу, ведь и впрямь очень нуждаюсь в ее поддержке.
Сбрасываю вызов, плетусь в ванную. Моя одежда безнадежно испорчена. Впрочем, это неважно. После всего, что со мной случилось, я бы никогда ее не надела, даже останься она цела. Стаскиваю ненужные тряпки. Сжимаю пальцами мраморную столешницу под раковиной и гляжу на себя в зеркало. Долгие годы терапии не проходят даром. Еще десять лет назад, если бы на меня вот так со спины напали, я бы со страху обделалась. А сейчас — ничего. Держусь. Только зрачки, как у наркоманки, расширены.
Встаю под душ. С остервенением тру тело, которого касались чужие руки. Я не хочу вспоминать, не хочу прокручивать в голове, останавливаясь на деталях того, что случилось. И меньше всего хочу гадать — действительно ли это был он. Не почудилось ли мне с перепугу? Не выдаю ли я желаемое за действительное? Ведь, насколько я знаю, Орлов — не последний человек в структурах разведки. И не по чину ему принимать участие в задержаниях подобного рода, и вообще не по адресу. Но голос… Мне кажется, я бы его из тысяч других узнала. Как и присущую лишь ему одному пластику, которая с возрастом ничуть не изменилась. И которую он даже не потрудился замаскировать, хотя наверняка знал о моих прокачанных навыках одного из лучших в стране психологов-физиогномистов. Впрочем, его лица я не видала. Лишь глаза в прорезях маски.
Глаза — зеркало души. Это точно. А у него глаза были чистые-чистые. Синие. Может быть Васильком его прозвали как раз из-за них, а не потому, что этот дурачок задаривал меня васильками, которые собирал каждое утро в лесу, окружающем базу. Василек, да… Как для бойца, не слишком грозное прозвище, из-за которого над ним постоянно подтрунивали сослуживцы. А Ринату, казалось, вообще до этого не было дела. Я редко видела настолько самодостаточных мужчин в столь юном возрасте. Может, этим он меня и взял? Тогда… Я ведь почти влюбилась.
Закручиваю кран, выхожу из ванной. Надеваю толстый махровый халат и иду в кухню, чтобы сделать себе чаю. Первой приезжает Наташа. А следом за ней — адвокат отца. Мне все же удается его вызвонить, хоть и не с первого раза.
— Ну, что там, Леонид Савельич?
— Ничего хорошего, Саша. Им нужен козел отпущения — и очень похоже, что твой отец станет им. Ты знаешь, как у нас работает эта система.
Я холодею. По позвоночнику рябью проходит дрожь. Папе хорошо за шестьдесят, и в последнее время у него начало пошаливать сердце.
— Он хотел уйти на пенсию, но его упросили остаться. А теперь что получается? — нервно тру виски.
— Я не знаю, — сокрушенно качает головой Кайдалов. — Пока его даже под домашний арест отпускать не торопятся.
— Черте что. Когда я смогу с ним увидеться?
— Сашенька, как только это станет возможно — я тебе сообщу. А пока собери ему самое необходимое. Передачку уж я как-нибудь пронесу.
Спустя четверть часа адвокат отца ушел, оставляя после себя тягостное ощущение безнадеги.
— Здесь есть чего-нибудь выпить? — интересуется Наташа, озираясь по сторонам. Кухня — наименее пострадавшее в ходе обыска место, и мы с подругой решаем обосноваться в ней.
— Я не буду. Но ты, если хочешь, бери. Винный холодильник слева от обычного.
— Зря. На твоем месте я бы здорово нажралась.
— И это советует мой психолог, — с трудом растягиваю губы в улыбке.
— В первую очередь, я твоя подруга, — резонно замечает Наташа.
— И то так. Может быть, выпью потом.
— А сейчас? Что ты сейчас думаешь делать? Есть какой-нибудь план?
— Нет. Вообще никакого, веришь?
— Не хочешь обратиться к своему Жданову?
Резко вскидываю ресницы, и когда наши с подругой взгляды встречаются, медленно качаю головой из стороны в сторону. Несколько лет назад я решила, что взяла под контроль своих демонов и вполне готова начать нормальную жизнь — остепениться, остановиться на одном мужчине. Я действительно поверила, что созрела для отношений. Ко всем этим глупостям вроде «долго и счастливо»… Наверное, поэтому, когда мы встретились с Юрой на одном из совещаний в министерстве, и он уже ни на что не надеясь пригласил меня на свидание, я согласилась. Хотя в учебке он мне никогда не нравился, и переспала я с ним исключительно для того, чтобы поставить на место Орлова. Наказать его за ту боль, что он мне причинил. Как бы то ни было, со Ждановым мы встречались почти два года. Я думала, будто у нас все серьезно. И только никак не могла понять, отчего же он медлит с предложением руки и сердца. Несколько раз я даже непрозрачно ему намекала, что вполне готова к этому шагу, тогда как он уводил разговор в сторону. А я была слишком хорошим профессионалом, чтобы его не раскусить. Пусть с опозданием, но все же я поняла, что Юра никогда не собирался на мне жениться. Я вообще не из тех женщин, на которых женятся.
«Подстилка… Подстилка… Подстилка»… — звучит в голове.
Которая, ко всему прочему, не становится моложе.
— Может быть, тебе стоит попытаться узнать, кто стоит за этим делом, и…
— И что?
Наташа пожимает пухлыми плечами:
— И попытаться на него выйти.
— Смешно, но, кажется, это мне и так известно.
Шампанское идет у Наташки носом. Она откашливается, смаргивает слезы с глаз.
— Серьезно?
— Орлов! Помнишь, я тебе рассказывала о симпатичном мальчишке, который мне васильки таскал в учебке?
